Глаза Губана вытаращились от гнева, сердце забилось быстрее. Но четыре дурака держали путь куда-то в просторы, подальше от родных вод. Навигационное чутье подсказало Губану, что там нет их стаи. Тогда он послал вслед афалинам проклятие с пожеланием всяческих бед в океане, после чего вернулся в свои владения. Именно их он защищал только что, значит, это его воды! Ах, да, фугу! Надо ее выселить.
Медлить с этим не стоило. Эта дура сдулась, и теперь от ее театральных воплей дрожали окрестные скалы. Губан не испытывал сострадания вообще ни к кому и уж тем более к этой фугу. Ошибочно посчитав ее самкой своего племени, он рисковал всем, а теперь эти хамы-афалины могут привести с собой других. От прежних мыслей о самоубийстве не осталось и следа, губан решительно не настроен был становиться пищей для каких-то дрянных млекопитающих. Он уперся взглядом в существо, по чьей вине только что случилось сражение, и, чтобы подчеркнуть свою враждебность, огрел ее плавниками. При этом у него возникло странное ощущение на коже, как будто он царапал бока о рифовый песок или проплывал сквозь заросли жгучих актиний.
Но здесь не было актиний и уж тем более рифового песка. Да, в бою он всегда ощущал прилив тестостерона под кожей, но тут было что-то другое. Губан почувствовал… сексуальное возбуждение. Он хотел, чтобы фугу убралась как можно скорее, чтобы укрыться и поразмышлять над этим немного. Он не мог расслабиться и думать, пока она здесь. А фугу делала вид, что не видит в нем красавца-самца, наделенного массой других достоинств. Она пыталась спрятаться.
– Убирайся! – проворчал он на телеостейском языке. Наверное, он здесь подходил больше, нежели родной для него изящный рифовый диалект. – Пошла вон! – А его гениталии тем временем определенно оживились. Неужели снова пришло время Нерестовой Луны? Неужели он так долго бродил?
– По-моему, ты растерялся, – сказала она лукавым голосом, принимая нормальные размеры. – Но ты же знаешь, я самая ядовитая рыба в океане. Ты такую пробовал? Неужто тебе не любопытно?
Губан не ответил. Чувство, возникшее в теле, никак не было связано с ее токсином. Он ежился, извивался из стороны в сторону, как будто стараясь стряхнуть с себя морок. Ему не было плохо, скорее наоборот. Выигранный бой с четырьмя самцами-афалинами придал ему энергии.
– Не заморачивайся, – посоветовала она, осматривая, нет ли повреждений на ее плавниках. – Я же вижу, что возбуждаю тебя. Меня все хотят. Это так утомительно… Везде одно и то же.
– Ну и вали отсюда! – рявкнул Губан. – Это мой дом, а не твой.
– Ты все еще не понял, как тебе повезло! – огрызнулась она, словно они принадлежали к одному племени. – Ты уже мой… – Она замолчала и уставилась вверх. Губан знал, что ничего она там не видит. До ближайшего конуса было далеко, а вода здесь не очень-то прозрачная.
– Где твой риф? – спросил он. – Ты не видела кого-нибудь из моих сородичей?
– Да ушла я оттуда, а твоих не видела, – как-то отстраненно сказала она, все еще глядя вверх и пытаясь остаться на месте. – У меня был великолепный риф, не то что эта свалка.
– И у нас был очень хороший риф, – против воли грустно сказал Губан. – Мой народ любил его.
– Ну, мое-то место было покруче всей вашей нелепой иерархии. Я жила на таком рифе, который чистил воду как настоящая водоочистная станция, если ты, конечно, знаешь, что это такое.
– Знаю. Ну и что? – Губана раздражал этот никчемный разговор, в который его вовлекли против воли.
– А потом кораллы заснули, – терпеливо продолжала она, – а все, кто жил на рифе, оказались бездомными. Многие умерли. Пожалуй, я здесь останусь. А то что-то устала…
– С какой стати? – взбеленился Губан. – Это мои владения.
– Ничего. Поделишься. Теперь и мои будут. А хочешь, убей меня. Мне все равно. – Она повернулась, чтобы лучше видеть его. – Там у нас было несколько таких, как ты, только цвета совсем другие. Что у тебя такое с хвостовым плавником?
Только теперь, когда она спросила, Губан понял, что непонятные ощущения действительно исходят от основания его хвоста. Именно оттуда поступали энергетические сигналы, пронизывающие все тело и достигавшие кульминации в голове. Как будто солнце освещало эту часть его тела. Несмотря на свои огромные размеры, он попытался обернулся, чтобы увидеть собственный хвост, и засек вспышку розового цвета.
– Этого раньше не было, – растерянно сказал он.
– Ну-ка, расскажи поподробней, – заинтересовалась фугу. – Знаешь, в последнее время со многими происходят разные странные изменения. Я много повидала на нашем рифе. Меня трудно удивить. Самцы становятся самками, самки – самцами, туда-сюда… Но ведь никто этого не хочет, правда? Полагаю, ты не один такой. Не очень-то удобно. На празднике Нерестовой Ночи с твоей внешностью делать нечего…
Губан рассердился и одновременно огорчился тому, как небрежно она назвала Великую Нерестовую Луну «праздником». Годовщина его катастрофы.