Стая

От влажного потолка пещеры эхом отражается едва слышное хлопанье крыльев. Приоткрыв правый глаз, замечаю уже знакомого маленького нетопыря с небольшим шрамом на правом крыле. Слабо помахивая крыльями, он с трудом цепляется за свод пещеры и оглушительно пищит.

— Кристиан… как тебя там…брат… — Язык заплетается, я изо всех сил стараюсь не отключиться.

Тихо пискнув в ответ, носфератик еще раз взмахивает крыльями и ловким нырком пролетает в узкий вход пещеры, исчезнув из виду.

Вот черт, я даже не успел его ни о чем попросить. Глаза неумолимо слипаются, я не смогу оставаться в сознании, даже если буду орать себе под нос свои отвратительные песни.

Оборотням не снятся сны. А если и снятся, то это не просто мечты, сплетенные с бредовыми идеями. Это то, что я уже видел и встречал в своей жизни, словно память старалась еще раз прокрутить перед глазами все, что происходило со мной за сто пятьдесят лет.

Чтобы я всегда помнил, кто я такой.

(Морбатор, начало двадцатого века)

— Очередной саботаж. Тебе еще не надоело, тринадцатый?

Я не успеваю ответить, как доктор Вудсен размахивается и отвешивает мне звонкую пощечину. Усталый, оголодавший и ослабленный, я не могу устоять на ногах и заваливаюсь на бок. Кожа на щеке тут же вспыхивает обжигающей болью, а сердце трусливо сжимается.

«Соберись, наконец!»

Приказываю себе, но не слушаюсь. Комната перед глазами плывет. Вижу только ученого, который берет со стола увесистый железный инструмент. Что-то внутри предательски скулит, и я внутренне сжимаюсь, готовясь к очередным побоям.

— Кто тебе помогал? — холодно осведомляется он. Фомка в его руке угрожающе поблескивает.

Я мотаю головой, пересиливая страх и ожидание боли. Пускай делает со мной, что хочет.

Вудсен вздыхает и перекладывает фомку в другую руку.

— Знаешь, что тебя ждет, если не ответишь?

Я киваю, не поднимая глаз. Сначала он изобьет меня всем, что подвернется под руку, а потом закроет в узкой камере подвала на день или два. Потом вернет на свой лабораторный стол. Бесчеловечные опыты, мои сдавленные крики. Страх, унижение и боль. И все равно ни черта я ему не скажу. Мне хватит сил вытерпеть, а тем, кто помогал с планом побега — нет.

— Стайное животное, что тут еще сказать, — разочарованно выдыхает Вудсен. — Лучше подохнешь, чем будешь жить без соплеменников.

И он прав. Только не смотри на него. Ни за что. Все что угодно, но не поднимай взгляд на мучителя. В животном мире взгляд в глаза означает вызов. А я здесь не в позиции того, кто нападает.

— Ты мне противен. — Вудсен отшвыривает фомку, и она приземляется на пол комнаты с характерным грохотом, от которого меня передергивает.

— Просто убей меня. — Произношу это еще до того, как успеваю подумать и не узнаю свой безжизненный голос.

— Ты мне еще нужен, Тринадцатый. Твоя бесценность состоит в том, что ликантроп — идеальный подопытный кролик, которого еще не видела наука.

Я хочу смело возразить, что я никакой не кролик, но слова застывают на языке. Ведь уже несколько лет со мной обращались именно так.

Если вам будут говорить, что оборотни опасны — не верьте. Опасен оборотень, родившийся в лесу и постоянно ощущающий свою силу и мощь. Растущий среди людей будет уверен, что он обыкновенный уродец. Что все несчастья, сваливающиеся на голову, оказываются вполне заслуженными.

Я не опасный. Я всего лишь обыкновенный зверь, уставший сражаться за жизнь. У меня даже не было сил обратиться — я просто чувствовал ярость, которая никак не уходила, но и не превращала меня в монстра. Чудовище жило где-то глубоко внутри, ныло и стонало, но ему просто не хватало сил. Только так Вудсену и удавалось удерживать ликантропов в своей лаборатории.

— Ты мой фаворит среди подопытных, Тринадцатый, — вкрадчиво говорит Вудсен. — Никто не выживал здесь столько, сколько ты. Но ты ведь помнишь о разработке патронов, которые начинены ядом? Мне почти удалось получить формулу. Если обыкновенное серебро вас только больно ранит, то эти…

Внезапно комната идет ходуном. Сначала мне кажется, что это мой усталый мозг начинает громить картинку перед глазами. Вудсен заваливается назад и едва успевает ухватиться за стол с инструментами.

— Что за черт?! — ревет он и пинком открывает железную дверь. — Что тут происходит?!

Попадавшие с полок железные клещи и инструменты свидетельствуют о том, что это не галлюцинация — в здании произошел взрыв.

Кажется, моя казнь получила отсрочку. Мисс Рихтенгоф, вирусолог из лазарета, все-таки сдержала обещание и устроила Вудсену второе пришествие.

— Горим! Пожар!

Человеческие крики на лестнице, топот сотен ног этажом выше. Вскидываю голову и пару раз втягиваю носом спертый воздух комнаты.

— Что там?! — резко спрашивает Вудсен, поворачиваясь ко мне. — Что такое?!

— Огонь, — тихо говорю я. — Прямо над нами. В камерах.

Чертыхнувшись, доктор бросается к столу и хватает папку с какими-то бумагами. Я пытаюсь подняться на ноги, но Вудсен хладнокровно отвешивает мне еще одну пощечину.

— Лежать.