Сталь Императора

— Ну а вас-то, дядя Петро, какая нужда в Петербург погнала? — задал Третьяков мучивший его вопрос.

— А вот закончу здесь дела — съезд объединительный проведём, алтари распечатаем и закончится моё послушание. Не будет больше дяди Петро, будешь звать меня, как и прежде звали — Георгий Иванович. Понял, студент?

— Понял, дядя Петро. Свершилось значит? А мои старики уже и не надеялись!

Ещё в апреле 1900 года Синодом был выпущен правительственный циркуляр, строго воспрещающий старообрядцам созывать соборы, устраивать собрания. О построении церквей, колокольном звоне, об установке крестов на молельных нельзя было и думать. Старообрядчество не имело никакой централизованной организации. Именно в таких невыносимых условиях в Москве был созван собор-съезд, взявший на себя обязанность ходатайствовать перед царем за всероссийское старообрядчество. В декабре 1900 г. государю было предоставлено письмо за подписью более 500 тысяч старообрядцев, в котором они просили монарха «избавить их от новых стеснений и жестоких лишений». И молитвы были услышаны!

В кожаной папке с царским вензелем у Вельяминова лежало разрешение на вскрытие алтарей Рогожского кладбища, стоявших 45 лет запечатанными. По образному выражению историка старообрядчества В. Е. Макарова, «этот день навсегда останется в памяти московских старообрядцев как историческая грань, положенная между печальным прошлым многострадального старообрядчества и новой эпохой свободы вероисповедания». Этим же Указом старообрядцам разрешалось сооружение и ремонт молитвенных домов, устройство скитов и монастырей.

Только что закончился первый примирительный Всероссийский съезд старообрядцев «неокружников». На Рогожском кладбище раздался торжественный благовест о мире, извещавший, что три старообрядческих епископа, около 100 священников и около 100 тысяч мирян примирились с рогожанами. В Москве, в аудиториях Политехнического музея, в здании хлебной биржи на Разгуляе, на Рогожском и Преображенском кладбищах состоялись десятки духовных советов старообрядцев самых разных согласий. Как никогда раньше, близкой казалась заветная цель — объединение старообрядцев всех согласий и толков. (*)

Всё это здорово, но у Вельяминова была своя задача — бережно и аккуратно «взять на карандаш» образованную и толковую молодёжь из старообрядческих семей, исподволь, тихо и негласно формируя кадровый резерв империи, что-то наподобие ордена меченосцев Георгия Победоносца, члены которого до поры до времени даже не догадываются о своём предназначении. Но они, будучи сызмальства привиты строгими моральными нормами своих семей, объединенные уходящей в древность системой ценностей, в любой момент смогут быть мобилизованы для противодействия тайным и явным врагам Отечества, желающим притормозить, а то и вовсе прекратить научно-техническое и культурное развитие России. Младший Третьяков был первым в списке завербованных. Далее следовали не менее именитые фамилии — Морозовы, Рахмановы, Пуговкины, Кузнецовы, Трегубовы, Баулины, Трындины, а за ними — ещё десятки и сотни тысяч выходящих из подполья неравнодушных, активных, самоотверженных, недовольных болотом властвующих сословий Отечества.

——

(*) Всё перечисленное реально произошло в 1905–1906 годах на фоне первой русской революции.

* * *

— Вы нервничаете, Ваше Сиятельство? Что-то не так?

— Ты спрашиваешь, что не так, Жорж? Да всё! Всё пошло не так! Похоже, я переоценил морально-волевые качества узурпатора… Он настолько трус, что даже под угрозой смертельной опасности не решается на крайние меры! Какое же он ничтожество! Сейчас специальная команда уже должна расчищать место у Чёрной речки, а в Сибирь — тянуться вереницы каторжан во главе с великими князьями! Покушение на достоинство и жизнь монарха! Покушение на основы государственного устройства! Какое преступление может быть более тяжким? И что мы видим? Спустя неделю домашнего ареста великокняжеский выводок отпущен на все четыре стороны! Даже в ссылку никто не отправлен!.. Витте, и тот, освобождён по прошению в связи с ухудшением здоровья! Понимаешь, Жорж, я могу просчитать на 10 шагов вперед действия любого адекватного человека. Но действия патологического труса прогнозированию не поддаются…

— Наши планы меняются?

— Ни в коем случае! Наоборот! Мы будем действовать ещё решительнее! Теперь мы их будем просто убивать! Исполнитель из Германии прибыл?

— Да. Его настрой никаких тревог не вызывает, даже наоборот. Желание умереть во что-бы то ни стало свидетельствует о том, что акцию надо проводить немедленно. Долго таким решительным нормальный человек быть не в состоянии.