У самого входа полулежал, опершись о стену, начальник отделения полковник Пирамидов. Накануне Савинков представлялся ему по случаю прибытия в столицу. Сегодня спешил сообщить о гибели своей группы и за инструкциями. Теперь обращаться было не к кому. Древко флага, висящее над входом, очевидно сорванное взрывом со стены вместе с флагштоком, раскроило полковнику голову. Наклонившись к жандарму, Борис обратил внимание на зажатый в руке ключ и скорее почувствовал, чем услышал сзади чьи-то шаги. Спружинив ногами, каким-то лягушачьим прыжком, студент рванулся в сторону коридора и наверняка успел бы спрятаться, если бы не утоптанный снег, на котором предательски скользнула опорная нога. Через секунду в затылок уперся холодный ствол и голос, не предвещавший ничего хорошего, спросил с легкой хрипотцой курящего человека:
— Кто таков? Что изволите тут делать?
— Савинков… студент… — промычал Борис, вновь ругая себя за стучащие зубы.
— Документы наличествуют?
— В кармане шинели…
— Медленно повернитесь, господин Савинков, и держите руки так, чтобы я их видел..
Аккуратно повернув голову, Борис увидел синий жандармский мундир, внимательные серые глаза под барашковой шапкой и шумно выдохнул — «свои».
— Ротмистр Лавров, прибыл по приказу генерала Трепова, — представился, наконец, офицер после внимательного изучения предписания Савинкова, подписанного Зубатовым. — Шёл доложиться о прибытии, а тут такое… Что делать собираетесь, господин студент? Вы же не просто так сюда пришли.
— Охранное отделение имеет недавно созданную группу борьбы с провокаторами. Мы договорились о взаимодействии в Москве… Хотел рассказать Владимиру Михайловичу о том, что успели увидеть, описать террористов, которые…, — голос студента внезапно перехватило, — всех моих… до одного… Но вот опоздал…
— Да, — вздохнул Лавров, — и где теперь искать эту группу?
— Да может быть они все здесь и остались, — кивнул Савинков на разгромленную контору. — Хотя может… Ключ… Надо забрать ключ от сейфа у полковника, чтобы это не сделал кто-то посторонний… Осмотреть помещения…А заодно выяснить, остался ли кто живой…
Через час после проведения первичных оперативно-следственных и спасательных мероприятий погибшие были осмотрены, раненые — перевязаны и отправлены больницу. Лавров остался составлять протокол осмотра места происшествия, а Борис Савинков отправился выполнять собственное предписание, твердо решив — организацией охраны порядка пусть занимаются другие, а он с помощью рабочей милиции сначала разберется с боевиками-эсерами и вообще со всеми террористами, до которых дотянется…
Накануне понедельника в воскресенье вечером премьер-министр Витте учредил Особый комитет по борьбе с погромами и немедленно ввёл в Петербурге осадное положение. Ночью по распоряжению Временного Правительства были разведены все мосты на Неве. За полночь вернулась гвардия, а вместе с ней — слух, распространившийся по городу со скоростью горения сухостоя — «Государь в Кронштадте!» С этого момента всё начало стремительно меняться.
Утром в понедельник уже никто не стрелял. Боевики, погрузившие город в состояние анархии, исчезли, как исчезают призраки, оставив после себя вполне материальные последствия, разгромленные дома и расстрелянные жизни.
Город бурлил, как котёл, поставленный на огонь, будто кто-то забыл с него снять крышку. О выходе на работу никто даже не помышлял. Одни просто боялись новых терактов, другие — из чувства протеста. Большинство, как всегда, просто пользовалось возможностью дополнительного выходного. Горожане делились новостями и слухами. А еще читали. Это утро, наверняка, было самым информативно насыщенным за всю историю Империи.
Первые полосы, конечно же, были заняты воскресными событиями. Количество жертв разнилось от нескольких десятков до тысяч — в зависимости от того, кому принадлежала газета и кто был редактором. Совершенно по-разному представляли газетчики и причины массовых волнений. Наиболее радикальные писали о «гроздьях народного гнева», обрушившихся на самодержавие за разбазаривание славянских земель. Строго монархические намекали на «гнусных бояр» и даже приводили лозунги, с которыми, якобы от имени Царя, ходили по заводам революционные агитаторы и передавали рабочим примерно такие «его» слова: «Я, Царь Божией милостью, бессилен справиться с чиновниками и барами, хочу помочь народу, а дворяне не дают. Подымайтесь, православные, помогите мне, Царю, одолеть моих и ваших врагов»(*)