Закончив, Маша опять распахнула свои глаза-блюдца с блеснувшими и застывшими в уголках злыми слезинками.
Игнатьев взял в свою руку крепко сжатый кулачок девушки.
— Маша, Вы меня пугаете! Откуда вам известны такие подробности? Вас же могут поймать за люстрацией!
— Меня поймали в первый же день, — в глазах Маши заплясали чертенята, — но спасла любовь к грамматике. Читая письмо, я автоматически начала исправлять орфографические ошибки, и так увлеклась, что не заметила, когда со спины подошёл босс, а у меня весь лист уже в исправлениях… Пролепетала ему ни жива, ни мертва, что не могу позволить себе отправить безграмотную писанину… Думала — выгонит сразу, а он только хмыкнул и предложил за дополнительную плату проверять все его отправления. Несмотря на университетское образование, его американские обороты смотрятся в переписке с англичанами неграмотно и вульгарно, а с французским и немецким у Гувера вообще беда. Так что я с тех пор не только секретарь, но и редактор, — Маша строго прищурилась. — А Вы, поручик, откуда знаете, что это именно подробности? Смотрите в глаза! Отвечайте честно!
— А нам о них поведал государь во время последней встречи… Он говорил, что английская расовая теория декларирует: нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать в мире над остальными. Апологеты этой теории в Англии и Америке предъявляют народам, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, в противном случае неизбежна война. Я не знаю, удастся ли им новый крестовый поход против России. Но если да, то они будут биты так же, как и в прошлом, когда пришли к нам с Наполеоном.(**)
Игнатьев отпустил руку девушки и участливо спросил, старательно подбирая слова:
— А не пора ли Вам, Мария Александровна, возвращаться на Родину из этого гадюшника?
Маша отчаянно затрясла головой.
— Нет! Только не сейчас! Они как раз что-то замышляют и я умру, если не узнаю подробности.
Поручик поморщился, как от зубной боли.
— Не хотел вам говорить прямо сейчас, но это наша последняя встреча… В соответствии с планом Ваших революционных работодателей, мне предстоит обеспечить прикрытие для группы боевиков-социалистов, желающих проникнуть в резиденцию императора… Сегодня вечером я уезжаю и вы останетесь в этом мрачном городе совсем одна…
— Дорогой граф, — Маша вымученно улыбнулась, — Канкрин предупреждал меня о страхе и одиночестве, как о необходимых издержках службы. Морально я готова. Не знаю даже, что опаснее — тайком копировать переписку Гувера и Макдональда или сопровождать фанатиков-головорезов. В любом случае — берегите себя, Вы — хороший человек и мне, конечно, Вас здесь будет не хватать… А я справлюсь. Помните, я рассказывала про свои приключения…
— Да, Мария, Вы — настоящая Афина Паллада! И мне так хочется хоть что-то сделать для Вас…Загадывайте любое желание — постараюсь исполнить! Хотите что-либо передать родным? Я готов служить обычным почтальоном.
— Родным — нет, но у меня есть нечто, что может заинтересовать Георгия Викторовича, а может быть и государя, — Маша достала из под рукава крохотный листок. — Гувер и Фальк обмениваются обычно телеграфными сообщениями, но вчера наш офис получил письмо, запечатанное, насколько я поняла, личной печатью. О содержании письма мне ничего не известно, но оттиск я решила зарисовать. Может быть, изображение как-то поможет в поисках этой загадочной личности.
— Так, взглянем, — Игнатьев внимательно осмотрел рисунок и даже провел по нему пальцем, как будто пытаясь ощутить рельеф, — пикирующий сокол… и Фальк — по-немецки сокол… Надо будет проконсультироваться со специалистами по геральдике. Но в любом случае, Мария, Вы — чудо! — поручик замялся. — Не знаю, уместно ли говорить сейчас эти слова, но я был бы счастлив, если бы служил под началом командира с такой волей, смекалкой и таким характером, как у Вас.
—
Глава 19 Предел регулирования
Февраль 1901. Петергоф
— Александр Александрович, — голосом, от которого могли замереть даже тараканы в щелях, обратился к ротмистру Шершову император, — повторите, пожалуйста, вывод для августейших особ, чтобы они поняли, что натворили.
Начальник контрразведки смущённо потёр переносицу и опять раскрыл папку с докладом: