Стален

Бесконечный заснеженный простор, мороз, пробирающий землю до метаморфических пород. Люди, роняющие редкие слова, почти не открывая рта. Однорукий гигант, которого закопали живьем и долго притаптывали землю сапогами, заткнув уши черными пальцами, чтобы не слышать жуткого рева, доносившегося из-под земли. Женщин, стреляющая по врагам не жмурясь…

История постепенно становилась рассказом…

Глава 14, в которой говорится о заминированном Госплане, бронзовой Ниночке и честном мужском говне

Когда пальцы онемевали и распухали, когда спина превращалась в надгробную плиту, когда от стука пишущей машинки начинало звенеть в ушах, когда от табачного дыма резь в глазах становилась невыносимой, когда я уже был не в состоянии понять, в какую папку, в красную или синюю, отправлять исписанные страницы, наступала пора «гулять ногу».

Боли уже не беспокоили Фрину, но ей хотелось избавиться от неприятных ощущений в правой ноге, которую, как она говорила, нужно было «хорошенько расходить». После обеда мы «гуляли ногу», с каждой вылазкой забираясь все дальше от дома.

Фрина в те дни одевалась ярко – красные юбки, желтые туфли, белые блузки с синими цветами, крупные алые бусы. Может быть, именно поэтому та осень до сих пор кажется мне теплой, солнечной, хотя на самом деле она была довольно холодной, с ночными заморозками, лишь в начале октября температура ненадолго поднималась выше двадцати.

Поначалу мы не покидали круга, образованного Домом Пашкова, Боровицкой башней, Красной площадью и Большим театром, затем продвинулись с одной стороны до Кропоткинской площади, а с других – до Солянки, Кузнецкого Моста и Страстного бульвара.

Центром этого круга был терем из красного кирпича – недозакрытый музей Ленина.

У входа в музей с утра до позднего вечера толпились старики с железными зубами, спорившие до хрипа о судьбах России, кремлевских тайнах и неопознанных летающих объектах. Здесь играли на гармошках и гитарах, здесь из катушечных магнитофонов неслись песни Высоцкого и «Священная война», здесь торговали пионерскими значками, брошюрами о еврейском происхождении Ленина, астрологическими трактатами и газетами, которые разоблачали мировой масонский заговор и призывали к борьбе за справедливость под православным красным знаменем, здесь бродили старухи с иконами, потретами Сталина и плакатами, на которых было написано: «Руки прочь от Ленина!», «Проснись, распятая Россия!», «Позор дерьмократам!», здесь пили водку, закусывая мелким дачным яблочком, кликушествовали, пели хором, дрались, ссали по углам, смеялись и плакали…

По Тверской – на ней еще росли деревья – мы поднялись к Пушкинской площади. За три рубля я купил очередь ближе к входу в «Макдоналдс», и мы утолили голод «негритянским жоревом», как однажды назвала гамбургеры с картошкой «Независимая газета», и выпили газировки из картонных стаканов.

Наш сосед по столику, пожилой мужчина в вязаной шапочке-петушке, похожий на бассета, запивал пирожок с вишней водой из литровой банки. Поймав мой взгляд, он с грустью сказал:

– Эта вода заряжена Аланом Чумаком. Последний шанс избавиться от рака простаты. Синусу помогло. Синус – это моя собака. У нее был понос. Сколько я ее ни бил, не помогало. А заряженная вода помогла. – Вздохнул. – Или я с ума сошел, как вы думаете? Я ведь кандидат технических наук, спутниками связи занимался…

Попрощавшись с «бассетом», мы вышли на улицу и заговорили о людях в эпоху перемен, утративших правый путь в лесу терновом, как шекспировский Глостер, заплутавший между добром и злом, между сном и явью, и Фрина стала цитировать монолог Кальпурнии из «Юлия Цезаря», которая рассказывает о хаосе в Риме – о мертвецах, покинувших могилы, и привидениях, мечущихся по городским улицам…

Темнело.

Спустившись по Петровке к ЦУМу, мы остановились у табачного киоска.

Продавщица сигарет – сорокалетняя тощая блондинка в шортах и колготках лимонного цвета – сидела рядом со своим киоском на ящике со стаканчиком водки в руке и кричала на пьяненькую пышную подругу, которая торговала самопальными джинсами:

– Ты с ума сошла, Таня! Нельзя сокращать обе части тригонометрического уравнения на функцию, которая содержит неизвестную! Теряешь корни, Таня, теряешь, побойся Бога! Вам чего, молодой человек?

Купив сигарет, свернули за угол, пересекли площадь перед Большим театром и двинулись в сторону Тверской.

Проходя мимо темной громады Госплана, Фрина вдруг остановилась и сказала:

– В сорок первом это здание заминировали, чтобы не досталось немцам, если они войдут в Москву, а потом об этом забыли. Просто – забыли. В начале восьмидесятых, во время ремонта, электрики наткнулись на провода, которые тянулись непонятно куда, и Госплан разминировали. Только подумай: сорок лет тысячи людей занимались здесь строительством экономики будущего, даже не подозревая, что сидят на огромной бомбе из прошлого…

– Сильный образ, – сказал я. – И комичный.

– Скорее – деталь… в широком смысле слова…

И мы заговорили о роли детали в литературе.