Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Меньшевики отказались участвовать в затеянном Лениным III съезде РСДРП (12/25 апреля – 27 апреля/10 мая 1905 г., Лондон), который таким образом получился целиком большевистским. Меньшевистская фракция считала съезд неправомочным и провела параллельно ему свою конференцию в Женеве. Конференция, несомненно с подачи грузинских меньшевиков, в своем заявлении специально остановилась на вопросе о представительстве на большевистском съезде закавказских организаций: «ЦК прибег к самой бесцеремонной подтасовке представительства даже тех комитетов, за которыми он признал право голоса. Самым вопиющим в этом смысле является лишение представительства 5 кавказских комитетов и замена его представительством Союзного кавказского комитета с 8 решающими голосами. Совершая этот подмен, ЦК хорошо знал, что таким образом лишает голоса Батумский комитет, который не разделяет направления этого КС, и Тифлисский, который вышел из состава Кав. Союза»^[648]. Авторы заявления ссылались при этом на Глебова-Носкова, обжаловавшего в ЦК этот принятый уставом КС способ представительства. Позднее, в августе 1905 г., вторая конференция кавказских социал-демократических организаций (меньшевистских) в резолюции, касавшейся III съезда РСДРП, высказалась еще резче. Слово «съезд» в резолюции демонстративно было взято в кавычки, он был назван «насмешкой над партийными съездами». Резолюция заявляла, что «лица, создавшие «съезд», не остановились перед присвоением чужих мандатов (голоса: Тифлисского, Батумского и др. комитетов)», а сам съезд «был составлен вопреки воле огромного большинства организованного пролетариата России и без его ведома»^[649].

Преимущественно усилиями грузинских меньшевиков проблема правомочности («законности», по их собственной, несколько странной для нелегальной партии терминологии) большевистских мандатов из Закавказья сделалась постоянной темой и занимала непропорционально много места и позднее, на IV и V съездах РСДРП. Участники III съезда РСДРП также довольно подробно ее обсуждали, впрочем, наряду с другими спорными обстоятельствами.

На первом заседании III съезда в докладе организационного комитета разбирался вопрос о правильности представительства Кавказского союза и нескольких других комитетов. Организационный комитет единогласно постановил правильным считать восемь голосов кавказской делегаций^[650]. Участники съезда старались соблюдать декорум справедливости и заботились о правильности мандатов и о том, чтобы оппоненты были выслушаны. Кавказский союз был не единственной организацией, по которой возникли вопросы, проверке его мандатов было уделено значительно больше времени. Проблема сводилась к тому, что осенью 1903 г. Центральный комитет «утвердил устав Союзного кавказского комитета и по этому уставу Союзному кавказскому комитету дано было, как Союзному комитету, 8 решающих голосов на съезде». То есть к Союзному комитету переходило все совокупное представительство закавказских организаций. После раскола весной 1904 г. Глебов-Носков обратился с заявлением, чтобы временно «впредь до выяснения вопроса» (то есть улаживания отношений) наделить решающими голосами четыре нижестоящих комитета – Бакинский, Батумский, Тифлисский и Имеретино-Мингрельский^[651]. Заявление Глебова съезд отклонил, заявив, что он «оказался неосведомленным». Учитывая, что Союзный комитет был большевистским, а нижестоящие комитеты делились между большевиками и меньшевиками, решение съезда сложно назвать совсем беспристрастным. Но и настойчивость грузинских меньшевиков в отстаивании норм представительства на съезде, куда они заведомо отказались ехать, кажется абсурдной. Объясняется она их настойчивым желанием продемонстрировать слабость и, по их заявлениям, отсутствие большевистского влияния в Грузии. Сама по себе эта настойчивость доказывает, что дела большевиков там были не так плохи.

Мандатная комиссия съезда проверяла мандаты и правильность избрания делегатов. На этом этапе встал вопрос о правомочности мандата Каменева (на съезде присутствовал под псевдонимом Градов). Голос ему был дан, причем в протокол было занесено замечание о «крайней запутанности вопроса», происходящей из-за «способа беспорядочного ведения собраний, который установился в практике Кавказского союзного комитета» ^[652].