морской штаб и нарком ВМФ не имели доступа ко всем сведениям, получаемым Генштабом по
линии Разведывательного управления».
Хитрая оговорка, в случае чего — какой с адмирала спрос за его высказывания, если ему
«не докладывали данные разведки» по событиям перед 22 июня.
Хотя тут он прав: на начало мая его реакция на донесение Воронцова была вполне верной.
«Большое количество самой различной информации о вероятности нападения Германии,
начиная от Зорге и кончая отдельными перебежчиками на западных границах,
концентрировалось в Генштабе, там анализировалось, и поэтому только там могли быть
сделаны правильные выводы.
Это, конечно, была дезинформация. Уже после войны я случайно натолкнулся на
материал из немецких источников. По нему видно, что наш военно-морской атташе в Берлине
М.А. Воронцов был включен в список лиц, подлежащих дезинформационной обработке.
Оказывается, его приглашал адмирал Редер и тоже клонил свою речь к возможному
наступлению Германии на восточные владения Англии. Это было уже в период активной
подготовки операции “Бapбapocca”, и М.А. Воронцов, к его чести, на удочку не попался. Значит,
в эту же дуду играл и японский военно-морской атташе…»
А вот какие воспоминания Н.Г. Кузнецова выложил у себя на сайте «резунист» К.
Закорецкий. Из воспоминаний Наркома ВМФ Кузнецова Н.Г., написанных им в ноябре 1963 г.
и опубликованных в книге «Оборона Ленинграда, 1941—1944. Воспоминания и дневники
участников», с предисловием Маршала Советского Союза М.В. Захарова (Л.: Наука, 1968, с. 224
—227. Сдано в набор 18/VII 1965 г. Подписано к печати 17/VI 1968 г. РИСО АН СССР. Тираж 14
500. Цена 3 р. 33 к.).
Эти воспоминания, достаточно существенно отличающиеся от того, что позже адмирал
напишет в «официальных» мемуарах, уже разбирались в «Адвокатах Гитлера», но стоит их
привести еще раз и разобрать.
«Позволю себе рассказать о любопытном разговоре, возникшем у меня с нашим
военно-морским атташе в Берлине М.А. Воронцовым. После его телеграммы о возможности
войны и подробного доклада начальнику Главного морского штаба Воронцов был вызван в
Москву».
Эту телеграмму капитан 1-го ранга Воронцов отправил в Москву 17 июня 1941 года. В
ней он указал и дату нападения, 22 июня, и даже время — 3.00. Об этом подробно пишет А.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
305
Мартиросян в своем исследовании событий вокруг 22 июня. После этой телеграммы Воронцов
тут же был отозван в Москву, а 18 июня вдоль границы ЗапОВО был совершен облет на У-2
командиром 48-й авиадивизии генералом Захаровым с целью оценки немецких войск. И 18-го
же Молотов просит встречи с Гитлером, о чем написал Гальдер в своем служебном дневнике 20
июня.
«Прибыл он около 18 часов 21 июня. В 21 час был назначен его доклад мне. Он подробно
в течение 40—45 минут докладывал мне свои соображения. “Так что — это война?” — спросил
я его. “Да, это война”, — ответил Воронцов. Несколько минут прошло в молчании, потом
пришли к заключению, что нужно переходить на оперативную готовность номер 1. Однако
сомнения и колебания отняли у нас известное время, и приведение флотов в готовность номер 1
состоялось уже после вызова меня в 23 часа к маршалу С.К. Тимошенко…
Со мной был В.А. Алафузов. Когда вошли в кабинет, нарком в расстегнутом кителе ходил
по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г.К. Жуков и, не
отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от
него: значит, прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18
часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам.
“Возможно нападение немецко-фашистских войск”, — начал разговор С.К. Тимошенко.
По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения
ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И.В. Сталина, который к тому
времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией».
И один из источников этой «достоверной информации» — это донесение Воронцова из
Берлина от 17 июня…
«При этом С.К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г.К.
Жуковым.
Мы с В.А. Алафузовым прочитали ее. Она была адресована округам, а из нее можно было
сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе
флотов на оперативную готовность номер 1…
Не теряя времени, В.А. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать
экстренную радиограмму с одним условным сигналом или коротким приказом, по которому
завертится вся машина… Множество фактов говорило за то, что гитлеровцы скоро нападут…»
После этого Кузнецов отбыл в свой наркомат и сам стал по телефону обзванивать флоты и
поднимать их по тревоге.
«В 23 ч. 35 м. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в