Сталин и евреи

Особенно тяжелый удар был нанесен по еврейскому театру, который Советский Союз когда-то демонстрировал загранице как достижение своей политики в сфере культуры. В 1938 г. существовали десять еврейских театров и две театральные школы. Хотя в соответствии с постановлениями Совета министров от марта 1948 г. и февраля 1949 г. государственное финансирование всех театров было сокращено, эти решения последовательно реализовывались только применительно к еврейским театрам. Театры других небольших национальностей получали даже более высокие субсидии.

В феврале 1949 г. первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Н. И. Гусаров потребовал роспуска еврейского объединения писателей и закрытия еврейского театра в Минске. Идеологически ошибочный репертуар он приписывал влиянию Фефера, разоблаченного теперь как националиста, и Михоэлса. Месяцем позже театр был ликвидирован — первым среди еврейских театров¹⁶.

Посещаемость еврейских театров упала с 45 % в 1948 г. до 20 % в 1949 г., так как зрители боялись разоблачить самих себя как «еврейских националистов» и навлечь на себя интерес «органов». Таким образом, представителям властей оказалось еще легче упрекнуть театры в недостаточной рентабельности. К тому же Отдел агитации и пропаганды ЦК вменил в вину еврейским театрам, что они ставили слишком мало русской классики и среди 55 актеров было только 4 коммуниста. Поначалу Московский ГОСЕТ получил от ЦК отсрочку и был закрыт только в 1950 г., формально из-за нерентабельности, после перевода в подчинение Комитету по делам искусств. То же произошло и с театральной школой Михоэлса¹⁷. Уже с января 1949 г., времени ареста членов ЕАК, театр не носил имени Михоэлса¹⁸.

В это же время был закрыт и названный именем Кагановича театр в Биробиджане. В Еврейской автономной области нападки на «еврейский национализм» были особенно ожесточенными. Первый секретарь Еврейского обкома А. Н. Бахмутский в декабре 1945 г. еще требовал превращения области в республику. Хотя в 1946 г. это требование и было отвергнуто Москвой, но последовало решение советского правительства об усилении материальной помощи Биробиджану. Это проявилось в том числе в увеличении объема и тиража газеты «Биробиджанер штерн». Но в июне 1949 г. министр государственной безопасности В. С. Абакумов начал расследование против «националиста» Бахмутского. Инквизиторы хотели раскрыть националистическую организацию, к которой причислялись, в частности, приехавшие в Биробиджан с Украины писатели И.Эмиот и И.Керлер. Оба выжили и в своих воспоминаниях позже поведали о том времени¹⁹. Аресты шли во время следствия против ЕАК, в шпионскую сеть которого якобы входили обвиняемые. В вину Бахмутскому ставились и его контакты с руководителями ЕАК, но он, защищаясь, указывал на их «антибиробиджанскую» позицию. Бахмутского обвиняли также в раздувании проамериканских настроений среди населения в связи с американской помощью, из-за чего он был летом 1949 г. снят с поста и исключен из партии. Арестован Бахмутский был в 1951 г., а во время суда, состоявшегося в феврале 1952 г., ему вменялась в вину связь с «предателями» из ЕАК. Смертный приговор был заменен 25 годами тюрьмы. Новым первым секретарем обкома стал русский, который потребовал открытия еврейского театра и уже в 1952 г. был смещен. Русификация руководства Биробиджана покончила с последними иллюзиями по поводу этой области как родины советских евреев; в ходе кровавых чисток 1930-х гг. советское руководство все же еще считалось с тем, что «вновь прибывшие» снова были евреями²⁰.

Волна арестов и чисток захватила не только Биробиджан, где в местной библиотеке были уничтожены тысяч книг на идиш. Преследования затронули также евреев в Прибалтике и Молдавии. Почти все еврейские писатели были арестованы, даже если они и не входили в официальные союзы. Это уникальный случай в истории мировой литературы.

6.3. По следам «сионистского заговора»

После того как 20 ноября 1948 г. последовало решение о роспуске ЕАК, до полуночи архивы ЕАК и «Эйникайт», как при налете, были погружены на множество грузовиков, длинной вереницей выстроившихся вдоль улицы Кропоткина. Дела привезли на Лубянку, где они служили обвинительным материалом против ЕАК. Им было суждено оставаться секретными почти 50 лет.