Сталин и евреи

Желание Абакумова, за которым стояли Берия и Сталин, связать «дело» жены Молотова с делом ЕАК проявляется уже в том, что в течение недели после ареста Полины Жемчужиной была арестована ббльшая часть будущих обвиняемых на процессе — поэты Перец Маркиш и Лев Квитко, писатель Давид Бергельсон, переводчики и редакторы Эмилия Теумин*, Илья Ватенберг и Чайка Ватенберг-Островская, знаменитый физиолог Лина Штерн. Гофштейн был арестован еще за два месяца до ликвидации комитета, Фефер и Зускин — в декабре, Юзефович и Шимелиович — в январе. Последним, в июле 1949 г., был арестован Леон Тальми*. Незадолго до своего ареста 28 января Перец Маркиш передал одной родственнице папку с рукописями, которые считал важнейшими в своем творчестве. Его арестовывали семеро офицеров госбезопасности, остальные семеро с подполковником во главе обыскивали всю квартиру. Маркиш был единственным обвиняемым, удостоившимся особой «чести» — ареста таким большим числом палачей²⁹.

Кроме будущих обвиняемых, немало людей было арестовано из-за своей работы для ЕАК и «Эйникайт», и всегда по обвинению в антисоветской националистической деятельности или даже шпионаже. Например, профессора Эмдин и Звонов, ленинградские корреспонденты «Эйникайт», были приговорены к 20 и 25 годам лагерей³⁰. Такие приговоры обосновывались лишь тем, что «преступники» сожалели о роспуске комитета.

Так как многие, в том числе известные за границей, еврейские поэты и писатели больше не отвечали на письма, так как больше не выходили газеты и книги на идиш, многие еврейские и не еврейские писатели и деятели искусств, в особенности из США, направляли запросы советским властям и в Союз писателей. К примеру, безуспешно добивалась информации Мэри Маккарти. И напротив, такие еврейские писатели, как, скажем, Норман Мейлер и Артур Миллер, не проявили никакого интереса к судьбе своих пишущих на идиш коллег в Советском Союзе. Почти все советские гости в странах Европы и США успокаивали волнующихся и заведомо лгали о судьбе писателей.

Особенно настойчиво ходатайствовал перед советскими властями певец Поль Робсон, добиваясь информации о своем друге Фе-фере. Во время гастролей по Советскому Союзу и длительного пребывания в Москве он лично интересовался судьбой Фефера. Этот популярный американский артист имел важное значение для советской пропаганды. Так как власти не хотели ни раздражать, ни терять его, тайная полиция в 1949 г. устроила Робсону встречу с Фе-фером, которого перед этим подкормили и приодели. Отведенный для встречи номер в гостинице «Метрополь» оснастили подслушивающими устройствами. Пораженный Робсон увидел, что отчаянная жестикуляция Фефера не соответствует словам, которыми он с ним обменивался. Робсон понял, что Фефер обречен. Друзья обнялись и простились со слезами на глазах. До самой смерти Робсон молчал об обстоятельствах встречи, чтобы не повредить репутации любимого им Советского Союза. Только после кончины артиста его сын, Поль Робсон младший, смог рассказать правду левой нью-йоркской газете «Джуиш каррентс»³¹.

В застенках МТБ

МГБ, уже собравшее уличающие показания Фефера против членов ЕАК, теперь спешно пыталось выбить из арестованных подходящие признания. В следствии участвовали в общей сложности 35 следователей — некоторые были преступниками за письменным столом, другие настоящими палачами. Например, Маркиша подвергали продолжительным допросам, которые могли длиться до 17 часов, часто на полночь назначался ночной допрос, продолжавшийся до утра. Такое обращение применялось по отношению к Маркишу до 29 апреля. За это время ему пришлось провести в общей сложности 16 дней в тяжелейших условиях в темном карцере. Лину Штерн 28 января гражданский сотрудник МГБ привел к Абакумову, и тот сразу же заорал на нее: «Мы все знаем! Признавайтесь! Вы сионистка, вы хотели оторвать Крым от России, чтобы создать там еврейское государство». Когда она стала возражать, министр рявкнул: «Что ты врешь, старая шлюха!»³² Затем Штерн сидела в Лефортовской и Лубянской тюрьмах, где ее месяцами допрашивали. Один только следователь Рассып-нинский допрашивал ее 97 раз, но не смог узнать ничего конкретного и отягчающего. Поэтому следователи попытались истолковать ее международные контакты и визиты американских ученых в Советский Союз как шпионаж в интересах США в области атомной и бактериологической войны.