По его словам, Штерн часто говорила о дискриминации евреев в Советском Союзе и требовала открыто сказать о том, «как белорусы помогали немцам уничтожать евреев». Подобные националистические тенденции обнаруживались, по мнению Фефера, также у Гоф-штейна, который ратовал за сохранение и развитие древнееврейского языка. Он сам всегда жаловался на недостаточную поддержку Палестины со стороны комитета, но комитет не хотел иметь ничего общего с Палестиной из-за «еврейских фашистов». Поэтому Фефер от имени комитета отверг и предложения некоторых евреев сформировать еврейские войска для посылки в Палестину.
Несмотря на отдельные попытки защититься или оправдаться, Фефер во время двухдневного допроса в суде (8 и 9 мая 1952 г.) в целом не отказался от уличающих показаний, данных на предварительном следствии. Затем, однако, другие обвиняемые стали задавать Феферу вопросы. Лозовский спросил о политической компетентности и подчиненности комитета. Теперь, конечно же, Феферу пришлось признать, что комитетом руководил ЦК, а «Эйникайт» была подчинена его Отделу печати. Ему пришлось признать также, что Шимелиович не писал для «Эйникайт» и ничего не знал о «Черной книге». Задавая другие вопросы, Шимелиович хотел заставить Фефера скорректировать его показания, данные на предварительном следствии, но Фефер отвечал только одно: он не помнит того, не помнит этого…
Затем Квитко попытался превратить Фефера из доносчика в преступника. По его словам, Фефер должен был информировать Комитет о посылке материалов для «Черной книги» за границу. По мере того какдругие обвиняемые разоблачали все больше нелепостей в доносах Фефера, даже председательствующий, казалось, приходил в замешательство. По поводу мнимо проамериканских высказываний переводчицы Чайки Ватенберг-Островской судья чуть ли не с насмешкой спросил Фефера, осуждала ли обвиняемая государственный строй СССР или просто предпочитала американскую одежду.
Вечером второго ДНя процесса была допрошена обвиняемая Эмилия Теумин, единственная, кроме Фефера, кто признал свою мнимую вину. Сначала она заявила, что Михоэлс высказывал «националистические взгляды». Он, по ее словам, говорил о дискриминации евреев в СССР и о том, что правительство недостаточно борется с антисемитизмом: «Я вместо того, чтобы ему ответить, промолчала. В этом моя вина». Она больше не националистка, заявила Теумин, напротив. В Совинформбюро, по ее словам, было слишком много евреев. Но, что касается обвинения в редактировании статей, за это она ответственности не несет.
Поскольку быстро выяснилось, что Теумин, выполнявшая работу для ЕАК один-единственный раз, мало что знала и оказалась на скамье подсудимых только из-за передачи материалов мнимому американскому шпиону Б. Гольдбергу, 10 мая начался допрос Маркиша, потребовавший трех дней. Маркиш охарактеризовал писателей, находившихся рядом с ним на скамье подсудимых, как своих противников. Особенно ожесточенно он атаковал Фефера и его стихотворение «Я — еврей», сказав, что «оно не только националистическое, но и помноженное на пошлость». Второй удар Маркиш направил против Михоэлса: «Михоэлс считал, что никто ему ничего плохого не сделает, потому что это будет расценено как… антисемитизм и выступление против национальной политики партии… С Михоэлсом мы были идейно чуждые». По словам Маркиша, националистами, а значит, его противниками, были также Бергельсон и Эпштейн. От своих показаний против Лины Штерн, данных на предварительном следствии, он, однако, отказался.
Гораздо осторожнее, чем при ответе на сравнительно безобидный вопрос о национализме, Маркиш говорил о мнимом шпионаже. Утверждение о том, что комитет посылал «шпионский материал», он счел «объективно правильным», но заявил, что узнал об этом только во время следствия. Он не знал также, что Гольдберг был шпионом, и от внимания МГБ это тоже ускользнуло. После этого язвительного заключительного замечания настала очередь обвиняемых задавать вопросы Маркишу. Как и во время допроса Фефера, им удалось вскрыть ряд нелепостей в его обвинениях. Например, Фефер укоризненно заметил Маркишу, что в действительности они с Михоэлсом были близкими друзьями.