Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

А уж депортация кулаков и середняков – это и подавно не про экономику и развитие. Когда я слышу споры о том, «оправдана ли цена, которую заплатил СССР за свои достижения», мне вспоминается неуместно-смешной анекдот: те, кто говорит, что пить надо меньше, и те, кто говорит, что пить надо больше, сходятся в главном – пить надо. Ложна сама постановка вопроса о цене. Не были жертвы большевизма ценой достижений – они не имели к этим достижениям никакого отношения.

Да и разговоры о якобы небывалом для России промышленном подъеме при Сталине сегодня рассчитаны на мифологическое сознание. «Индустриализация успешно осуществлялась с последней трети XIX века, и к 1913 году Россия по объемам промышленного производства занимала устойчивое 5—6-е место в мире, а по темпам экономического роста – одно из первых и входила в группу таких развивавшихся в тот момент стран, как США, Япония и Швеция», – напоминает К. Александров[175].

Глава 5 Из Савла в Павла? Не-а

В романе фантаста Юрия Петухова (1951–2009) «XXII век. Бойня» обрисовано антиутопическое будущее России: страны нет, здесь обитают мутанты, охотиться на которых приезжают граждане западных стран, – эдакое сафари. В финале романа незваный западный гость с садистским наслаждением рассказывает русскому мутанту о двух победах Запада над Россией – во-первых, о февральско-октябрьской трагедии 1917 года и, во-вторых, о «перестройке». А то, что случилось между этими двумя поражениями русских, западный охотник называет возрождением России. Он говорит так: «…В начале двадцатого века, когда мы подбросили вам нашу агентуру… вы под ее началом разгромили сами себя, а потом начали строить «светлое будущее», уничтожив по нашему плану собственноручно половину населения, даже немного больше. Вы вывернулись через двадцать с лишним лет, постреляли наших людей. И ваша Россия начала возрождаться…»

Не станем обращать внимание на слова про «половину населения, даже немного больше», – герой, очевидно, не знаток истории (хотя масштабы потерь от Гражданской войны и большевистской политики – чудовищны). На «агентуре» сейчас тоже не останавливаемся – речь не о том. У меня, читавшего роман году в 1999-м или в 2000-м, в возрасте 14–15 лет, этот момент вызвал ступор по другой причине.

От черно-белой (или, точнее, красно-белой) картины мира я постепенно уже отходил. Понимал, например, что антикоммунизм антикоммунизму рознь, что великая Россия докоммунистическая и обглоданная посткоммунистическая – это России совсем разные. Или, например, знал, что красный период кто-то дробит на куски и противопоставляет их друг другу, находит Ленина светилом, а Сталина – извратителем его учения. Но то, что, считая Ленина губителем России, можно считать Сталина ее спасителем от ленинизма, великим правителем, – это было для меня чем-то совершенно новым и экзотическим.

Впоследствии я узнал: экзотика эта не такая уж экзотика, она имеет массовое распространение. Таких людей зовут «красно-коричневыми», «коммунофашистами» или «розовыми» (от синтеза красной и белой идеологий). Я именую их взгляды нейтрально – «национал-сталинизм». Не скрою, что бесконечная полемика с этими-то людьми и вдохновила меня написать данную книгу. С фанатами Ленина – сознательными, читавшими его, – мне спорить об истории бессмысленно, бессмысленно из-за несовпадения базовых политических ценностей: для меня это сбережение русского народа, для них – безнациональная советская республика, желательно всемирная. А вот с национал-сталинистами у нас ценность вроде бы общая – русский народ, но договориться о Сталине никак не можем.

В основе национал-сталинистского понимания истории лежит радикальный разворот Сталина от борьбы с «великорусским шовинизмом» к идеологии русского национал-патриотизма, случившийся в середине 30-х годов. Монархист-эмигрант Иван Солоневич, бежавший из сталинского концлагеря, впоследствии написал: «Сталин так играл на чувствах русского национализма, как до него не делал, пожалуй, еще никто».

Я бы разделил национал-сталинистов на два типа: одни прощают Сталину его антирусские слова и дела, а другие считают, что и прощать нечего, – все его грехи, предшествовавшие развороту, они всячески оправдывают, обеляя генсека. Дескать, он был своего рода Штирлицем в клубке большевистских змей, лишь маскировался под гада ползучего, до 1937 года не имел достаточной власти направлять государственную политику и вынужденно плыл по течению. Мне даже приходилось слышать, что коллективизация – это Троцкий, а не Сталин.