Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Другим (не отдаленным, а совсем скорым) последствием коллективизации стал смертельный голод на юге СССР 1932–1933 годов, тот самый, что на Украине зовут голодомором. Он действительно был голодомором, то есть рукотворным голодом, но, повторяю, не персонально украинским. «Особенно свирепствовал голод на Южной Украине, в Среднем Поволжье, на Северном Кавказе и в Казахстане. По своим масштабам это бедствие значительно превосходило голод 1921 г., который также охватил не только Поволжье. Однако в 1921 г. о голоде писали все газеты, был организован сбор средств по всей стране, налажена международная помощь голодающим, созданы специальные организации для помощи голодающим губерниям. Ничего этого не было в 1932–1933 гг.: на все сообщения о голоде был наложен запрет; ни в Советском Союзе, ни за границей не проводилось никаких кампаний помощи голодающим. Напротив, сам факт массового голода официально отрицался. Сотни тысяч и даже миллионы голодающих бежали в города и в более благополучные области, но мало кому удавалось добраться до цели, так как на дорогах и станциях выставлялись воинские заставы, не выпускавшие крестьян из охваченных голодом районов. Но и те, кто добирался до города, не могли получить здесь помощь: без продовольственных карточек им не продавали хлеб в магазинах. В Киеве, да и во многих других южных городах, раннее утро начиналось с уборки трупов крестьян, их складывали на телеги и увозили за город хоронить в больших безымянных могилах… Всякое упоминание о нем [о голоде] было запрещено в нашей печати вплоть до 1956 г.», – пишет Р. Медведев[168].

Изъяв у деревни запасы зерна, власть «разрушила традиционную систему выживания крестьян в условиях голода». Крестьяне «всегда должны иметь излишки хлеба, чтобы пережить неизбежные в их жизни бедствия, связанные с рискованным характером сельского труда, для которого постоянной угрозой являются бури, засухи, наводнения…»[169] Согласно подсчетам В. Кондрашина, «в период с 1931 по 1934 г. сталинский голод унес приблизительно 5–7 млн жизней»[170]. «Вообще-то для серьезного исследования разброс в 2 млн жизней слишком велик. Он показывает, что точного числа погибших мы, вероятно, так никогда и не узнаем», – комментирует B. Кузнечевский[171].

Кстати, решение о старте коллективизации Сталин принял после поездки на хлебозаготовки в Сибирь. Существует сибирская легенда, которую приводят разные историки. Русские крестьяне якобы сказали Сталину в лицо: «Хочешь наш хлеб за бесценок? А ты спляши – тогда подумаем», то есть намекнули на кавказское происхождение генсека, чем сильно его оскорбили. Едва ли можно выяснить степень правдивости этой истории, но ее появление показательно. Мой дед Павел Сергеевич Рязанов рассказывает, что его отец – вышеупомянутый мой прадед – материл Сталина по утрам, называя «армяшкой» (извиним простому крестьянину пробелы в этнологии). Представляю, что почувствовал прадед, когда в начале войны услышал из репродуктора сталинский голос: «Братья и сестры…»

Коллективизацию часто увязывают с индустриализацией (и, соответственно, с Великой Победой, достигнутой благодаря тяжелой промышленности). Якобы государство строило заводы на те деньги, которые получило за счет экспорта зерна, отнятого у крестьян. Факты опровергают этот миф. Доктор экономических наук В. Катасонов (кстати, любитель Сталина) приводит долю зерна в советском экспорте по годам. Перед коллективизацией, в 1927 году, эта доля составила 24,6 %. После начала коллективизации: 1928 – 3,4 %, 1929 – 1,1 %, 1930 – 19,4 %, 1931 – 18,5 %, 1932 – 9,1 %, 1933 – 8,2 %, 1934 – 4,6 %, 1935 – 10,1 %, 1936 – 2,6 %, 1937 – 15 %[172]. По подсчетам В. Кузнечевского, на выручку от продажи зерна пришлось не более 5–6 % вложений в индустриализацию[173].

Но, может быть, то недоедание, которое испытывали крестьяне в колхозах, – необходимое условие сытости рабочих и военных? Трудно в это поверить, поскольку городское население было гораздо меньше крестьянского – 18 % по переписи 1926-го и 33 % по переписи 1939-го. Нет, не похоже, что колхозный строй не обусловливался экономически. Он выполнял политическую задачу: голодный крестьянин – покорный крестьянин.

Ну где здесь экономика? «В 1913 г. Россия получала 8,1 ц с 1 га, а в 1940 г. – только 7,7 ц. [И это при возросшей механизации!] Но дело не только в зерне… Предколхозный период (1928 г.) продемонстрировал существенный рост поголовья скота… Спад начался с года «великого перелома» (1929 г.) по всем позициям… А далее, начиная с конца 1935 г., наблюдался постепенный рост, не достигший, однако, не только уровня 1916 г., но и 1928-го…»[174]