Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Вот что возглашал профессор Н. Устрялов, один из главных идеологов сменовеховства: «После крушения власти адмирала Колчака и генерала Деникина русские националисты очутились как бы над неким провалом… Начинать с начала то, что трагически не удалось при несравненно лучших условиях и при неизмеримо богатейших данных, могут в лучшем случае лишь политические Дон Кихоты. Следовательно, нужно искать другой выход». Нужно пойти «на подвиг сознательной жертвенной работы с [советской] властью, во многом нам чуждой… но единственной способной в данный момент править страной, взять ее в руки»[197].

В эти свои руки власть взяла и сменовеховцев: пятеро из шести авторов «Смены вех» – сам Н. Устрялов, А. Бобрищев-Пушкин, Ю. Ключников, С. Лукьянов и Ю. Потехин – были расстреляны с 1935 по 1938 год. Шестого, С. Чахотина, спасло то, что он в те годы жил не в СССР. На родину он вернулся только в «оттепель», в 1958-м, и работал научным сотрудником в биологических НИИ. Насколько же сильным было желание жить в России, чтобы снова поверить в перемены после случившегося с единомышленниками!

Как уже говорилось, затронуло сменовеховство и военную эмиграцию. В октябре 1922-го появилась «Декларация чинов бывших белых армий к войскам белых армий», подписанная, в частности, генералами А. Секретовым, Ю. Гравицким, В. Зелениным. Настрой тот же: «Наша Родина вышла из полосы первоначального революционного хаоса и вступила на путь творческой, созидательной работы. На международной политической арене советское правительство является единственным защитником интересов России и ее государственного суверенитета»[198]. Вряд ли вернувшиеся офицеры думали (хотя наверняка допускали), что однажды советское правительство вновь решит «защитить интересы России» от них самих. В 1931-м ОГПУ разом расстреляло видных бывших белогвардейцев в количестве 31 человека – и в их числе подписантов той самой декларации.

В общем, когда ведутся разговоры, что в сталинском СССР свершилось примирение красных и белых, во мне возникают сложные чувства.

Надо сказать, сменовеховский образ мысли пустил корни. Его также называют «национал-большевизмом» (этот термин предложил Устрялов – задолго до появления Национал-большевистской партии Э. Лимонова). Из крупных белоэмигрантских философов к сменовеховцам можно смело отнести Н. Бердяева. Вот его рассуждения: «Большевистская революция путем страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности… Русский мессианизм родствен еврейскому мессианизму. Ленин был типически русский человек… На Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима [то есть Москвы как центра мирового православия]… Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма…»[199]

Такое умозаключение – о якобы ментально-русской мировоззренческой природе большевизма – оказалось довольно живуче. Например, у Д. Хоскинга читаем: «Одинокая фигура возвышается на перекрестке как христианской, так и социалистической формы русского мессианства – писатель Федор Достоевский». При этом никаких примеров «социалистической формы русского мессианства» в сочинениях Достоевского он не приводит и сам же указывает, что писатель был убежденным противником социализма: «В представлении Достоевского империя и народ, в монолитном единстве, в силах спасти Европу, восстановить истинное христианство и нанести социализму поражение на его собственном поле». И далее: «Никто еще так складно [как Достоевский] не формулировал для них [русских] то, что им представлялось их национальной идентичностью. Косвенно это представление легло в основу мессианской посылки Советского государства»[200]. То есть всемирно-православный мессианизм Достоевского Хоскинг приравнивает к идее всемирного коммунизма на том основании, что там и там речь идет о всемирном масштабе. Это как приравнять –1 к 1, потеряв минус, когда небрежно решаешь задачку по математике.