Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Но, может быть, большевики все-таки сыграли на русском мессианизме, подменив плюс минусом? Нет, главным лозунгом в их агитации был не какой-то абстрактно-возвышенный, а вещественно-имущественный и по сути даже частнособственнический: землю – крестьянам, фабрики – рабочим (заметим: крестьянам и рабочим, а не государству, как оказалось в итоге). Попытки публицистов вывести коммунизм из русской крестьянской общины также несостоятельны, здесь торчат уши Герцена, который фантазировал, что Россия благодаря общинности может миновать стадию развитого капитализма и сразу вступить в социализм. Хоскинг рассуждает в подобном же ключе: «Члены русских общин были в высшей мере взаимозависимы… У них сложилась система, известная под названием круговая порука, которую можно было бы по-другому назвать «взаимной (или коллективной) ответственностью». Все члены общины должны были принимать на себя ответственность за улаживание конфликтов, предотвращение преступлений, задержание преступников и поддержание в порядке общинного имущества… С установлением абсолютной монархии круговая порука, в сущности, усилилась. Государство взяло ее на вооружение в качестве административного способа сдерживания преступности, сбора налогов и набора рекрутов в армию. Если один двор не уплачивал сборов, остальные должны были восполнять недостачу, если один рекрут скрывался или признавался непригодным для воинской службы, то община должна была представить вместо него другого… Почему же именно Россия, единственная из европейских наций, произвела на свет особую социалистическую форму мессианства? Решающим фактором явилось длительное существование круговой поруки. Русские привыкли к скромному уровню жизни, привыкли оказывать друг другу помощь в трудной ситуации. Они никогда полностью не принимали частной собственности, индивидуализма и главенства писаного закона. Для большинства из них эгалитаризм, распределение ответственности и взаимопомощь всегда оставались идеалом и руководством к действию во всех жизненных ситуациях»[201].

В прошлой главе я уже приводил слова Ленина и Сталина о том, что социализм с его обобществлением чужд крестьянству. Вот еще из Ленина: «Крестьянин – мелкий хозяйчик, по природе своей склонен к свободной торговле, а мы считаем это дело преступлением»[202]. И еще из Ленина: «Нет сомнения, что в такой крестьянской стране, как Россия, социалистическое строительство представляет из себя задачу очень трудную»[203]. В свою очередь, Сталин подчеркивал, что большевистская диктатура – строго пролетарская, не крестьянская: «Не следует понимать так, что у нас имеется будто бы теперь диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства. Это, конечно, неверно. Мы шли к Октябрю под лозунгом диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства и осуществили его в Октябре формально, поскольку мы имели блок с левыми эсерами и делили руководство с ними… Диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства перестала, однако, существовать формально после левоэсеровского «путча», после разрыва блока с левыми эсерами, когда руководство перешло целиком и полностью в руки одной партии, в руки нашей партии, которая не делит и не может делить руководства государством с другой партией. Это и называется у нас диктатурой пролетариата»[204].

Сами большевистские вожди констатируют, что коммунизм вовсе не вырастает из крестьянства, а современные публицисты долдонят и долдонят о якобы общей природе коммунизма и русской крестьянской общины, русского народа. Это, по-видимому, литературная игра в выдумывание парадоксов. «Ведь мы наговорим, наговорим, а более для слога», – подмечает герой Достоевского. Ради красного словца не пожалею и отца. И где в коллективизации Хоскинг усмотрел общинную взаимопомощь? В том, как сосед победнее ополчился на соседа побогаче? Наоборот, крестьянская взаимопомощь проявилась в противостоянии коммунизму – и сам же Хоскинг пишет об этом: «Иногда крестьяне оказывали пассивное сопротивление, молча сидели на собраниях, когда должно было приниматься решение о создании колхоза или о том, кто подлежит высылке как кулак… Почти все, связанное с колхозом, было незнакомо и отталкивало крестьян. Они привыкли иметь свой скот, свои хозяйства, свои наделы общинной земли, работать своими орудиями и в удобное для себя время. Теперь у них отобрали весь скот, статус их домашних хозяйств был непонятен, земля была государственной собственностью, и они должны были работать на ней по приказу и в назначенное время… Случалось, сопротивление крестьян принимало насильственные формы. Обычно столкновение завязывалось в момент, когда начинали защищать кулака, намеченного к высылке, или не давали забирать зерно или скот… Крестьяне могли сбежаться большой толпой, вооружившись хотя бы вилами или камнями, а то и со старыми охотничьими ружьями»[205].