Многие знают слова апостола Павла «нет ни эллина, ни иудея», якобы отрицающие ценность национальной идентичности, но не столь многие знают контекст. У Павла речь идет о «познании по образу Создавшего его, где нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Колос., 3: 10–11). В другом месте Павел дополняет этот перечень половыми различиями: «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал., 3: 28). «Дары Духа изливаются в людей, желающих этих даров – вне зависимости от социального статуса верующего. Дух даруется всем, кто пожелает, кто уверует и кто призовет Его. Но это никак не означает, что в иных отношениях все те различия, что были упомянуты апостолом, исчезли»[213]
, – разъясняет протодиакон А. Кураев. И правда, раз во Христе «нет мужеского пола, ни женского», то из этого вовсе не вытекает, например, приемлемость гомосексуализма, который поставлен тем же апостолом Павлом в один ряд с воровством, злоречием, пьянством и прочими грехами (1 Кор., 6: 9—10). Если мужчина должен помнить, что он мужчина, то почему же эллин должен забыть о том, что он эллин, а русский – о том, что он русский?Не каждый русский – православный, как и не каждый православный – русский, и я не отказываю в русскости некрещеным, атеистам, иноверцам. В то же время я не хочу обеднять содержание религии и сводить ее роль к одному только нациестроительству. И все же попробую в нескольких предложениях сказать о том, что в моем понимании значит православие для русского самосознания.
«Каждый смутно проявляется из бесконечного прошлого», и «ничто, как язык, эмоционально не связывает нас с умершими», – пишет Б. Андерсон[214]
. «Язык обеспечивает неразрывность и уединенность», – добавляет Р. Суни[215]. Неразрывность народа в пространстве и – еще важнее – во времени, дерзну я добавить. Но обеспечивает ее не только язык. Еще и религия, которая пронизывает тысячу лет национального бытия. И учит, что души предков не умерли.Религиозное стало для русских национальным, а национальное – религиозным. Это вера в Святую Русь, в островки неба на родной земле, в ее особую связь с Создателем, это предания о ее чудесах и чудотворцах, ее сакрализация, наполнение страны метафизическим током. Это учение «Москва – Третий Рим», объявившее Россию центром мира, политической и культурной преемницей двух величайших христианских народов прошлого – римлян и греков-ромеев; это мессианство, избранничество – и не для господства над миром, а для света ему до конца времен («Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти»). Это азбучные примеры служения своему народу: святой инок Сергий Радонежский, духовно объединивший Русь, и святой воин Александр Невский, имя которого знает каждый русский, и святой патриарх Ермоген, в Смуту затравленный голодом поляками за отказ агитировать против ополчения, и другой глава Русской церкви – святой митрополит Филипп, неволенный и задушенный за то, что обличал преступления опричников Ивана Грозного. Это церковный календарь с увековечиванием народных побед, духовная древнерусская литература, иконопись и храмовая архитектура. Это код нации.
И по всему этому большевики – во главе сначала с Лениным, а потом и со Сталиным – наносили удар за ударом. Выкорчевывали национальные корни.
В январе 1918-го патриарх Тихон предал анафеме «творящих беззакония и гонителей веры и Церкви Православной» (советская власть, большевики и конкретные лица впрямую названы не были), а в первую годовщину Октябрьской революции обратился к Совнаркому: «Реками политая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу… Отечество вы подменили бездушным интернационалом, хотя сами отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии всех стран являются верными его сынами, а не предателями. Отказавшись защищать Родину от внешних врагов [в результате Брестского мира], вы, однако, беспрерывно набираете войска. Против кого вы их поведете? Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство… Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертию часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда».