Стальная бабочка, острые крылья…

Огонь развели под самой большой из трех скал. Солнце медленно опускалось слева от Хокса, то и дело скрываясь за облаками. В качестве дров использовали ветки старой сухой яблони, которую молча притащила Би откуда-то с самого края песчаного языка. Мириам оставалось только надеяться, что та не вырвала ее с корнем, дерево было сухим и таким толстым, что его не смогли бы поднять, наверное, и четверо мужчин. Обрубив ветви, Би оставила ствол рядом с костром, чем тут же воспользовался Рок, принявшийся бегать по нему и прыгать в песок.

Тане, как выяснилось, почти не требовались инструкции Мириам – варить кашу она умела сама. Они вместе порезали сухое мясо на металлической пластине и стали ждать, когда костер немного прогорит и можно будет повесить котелок. Би сидела неподалеку, на крыле своей машины, глядя в долину.

Кейн вернулся, когда каша уже вовсю бурлила, и поставил на древесный ствол маленькую плетенку с яблоками. Пахло от них так, что рот Мириам непроизвольно наполнился слюной – в последний раз она слышала этот запах больше года назад.

– Это подарок, – Кейн протянул яблоко Мириам, та сжала его в ладонях и передала Тане. – Хозяева не против, что мы постоим на бесплодной земле.

Он бросил яблоко Року, тот поймал его и жадно вцепился зубами. Мириам взяла еще одно яблоко, и тоже отдала Тане.

– Разрежь его, иначе Тони будет трудно его разгрызть.

– А она ест яблоки? – Кейн кивнул в сторону Би, все так же сидящей на машине.

– Наверное, там же витамины. Давай я отнесу ей парочку.

Монах пошел за ней следом.

– Будешь яблоко? – спросила Мириам у Би, усаживаясь рядом с ней на машину.

– Да, – Би обернулась к монаху. – Откуда это?

– Подарок.

– И чем мы его заслужили?

– Здешние фермеры – очень добрые люди. Я рассказал им историю о том, как две храбрые женщины спасли детей от бандитов, а потом спросил разрешения остаться тут на ночь.

– Ты красиво говоришь, да?

– Если это необходимо.

– Ты спасал их точно так же, как и мы. Ты даже приехал раньше.

– Нет, я… – монах шагнул вперед, глядя на Хокс, оказавшись к ним спиной. – Я никого не спас. Я только убивал. Моя вина в том, что рейдеры расстреляли этих людей – я начал первым, и они просто не поняли…

– Что?

– Они выстроили их у машин. Я начал стрелять первым, а они решили, что это кто-то из миссии.

– А у тебя был выбор?

– Нет. Угол и дистанция были оптимальными, и ветер… я мог бы дождаться тебя, но не знал точно, кто ты, и что сможешь сделать. И не знал, сколько у меня времени.

– Тогда ты не виноват, – Би склонила голову, – Сделал, что мог.

– Я знаю. Но тем не менее чувствую вину. Это как если бы я был путником, случайно стронувшим с места камень в горах… Камень, ставший причиной лавины. Виновен ли я в том, что лавина уничтожила город? Я знаю, что нет, но чувствую, что да.

– Впервые за все время я поняла тебя, монах, – сказала Би, и откусила кусок яблока. Только тогда Мириам поняла, что свое она до сих пор держит в руках.

– Это потому, – ответил Кейн, – что мы, видимо, наступаем на одни и те же камни.

Этот вечер был странным, не похожим на вечера в пустыне. Ветер из долины нес запахи человеческого жилья и дыма, коровьего навоза и мяса, поджариваемого на углях. Солнце наполовину спряталось за облачную шапку над Хоксом, и она сияла, как длинная огненная полоса, превращая стекла и гребни крыш под ней в кучу блесток.

Еще до того как сварилась каша, Кейн взял корзинку с оставшимися яблоками и отнес фермерам, остановившимся за скалами. Вернувшись, он молча уселся спиной к стволу яблони, разложил на плаще перед собой свою винтовку и принялся ее разбирать. Тони неожиданно уселся с ним рядом, и стал сосредоточенно наблюдать за его движениями.

– А тебе можно есть мясо? – спросила Таня у Кейна, помешивая кашу длинной ложкой.

– Да, – ответил тот, не поднимая головы.

– А почему?

– Потому что никто не смог мне запретить.

– Но ты же монах?

– Я монах, который ест мясо.

– И ходит с ружьем?

– Да, с ружьем и в шляпе.

Таня засмеялась.

– Я думала, монахи серьезные.

– Грустно быть серьезным.

– А во что ты веришь?

Кейн с сухим щелчком отсоединил прицел от винтовки.

– Ни во что.

– Как это? – удивилась Таня. – Разве монах не должен быть верующим?

– Монах – это человек, который отказался от обычной человеческой жизни ради своей цели. Вера тут ни при чем.

– Так в Бога ты не веришь?

– Нет, не верю.

Таня замолчала, помешивая кашу. Кейн отсоединил ствольную коробку и протирал ее промасленной тряпкой.

– Мне всегда говорили, что вера необходима, – не выдержала наконец Таня, – что без нее людям трудно найти дорогу, и понять, что правильно, а что нет.

– Костер может согреть тебя ночью, но что толку жечь его на жаре? – Кейн отодвинул ствол и изучающее смотрел на него. – Я уже нашел свою дорогу, и мне не нужно снова ее искать.

– И что это за дорога?

– Это дорога яблони, сгорающей на костре, – Кейн дотронулся пальцем до татуировки на щеке. – Дорога ветвей, листьев и цветов…

– Дорога дерева? – резко спросила Би, подходя. – Ты уверен, что это не слишком сложно для ребенка?

– Дерево – это лишь символ, – мягко ответил Кейн. – и если она спрашивает – значит, ей это важно.