Стальное сердце под угольной пылью

У старой пожарной части с ретрансляционной вышкой они свернули направо, прошли через ещё одни гаражи.

– «Девочка в зелёном платьице».

Сквозь кустарник просвечивали массивные руины. Дорога пошла вверх. Они свернули ещё пару раз и вошли в то, что раньше было парком. В тридцатые годы здесь гремела танцплощадка, крутились карусели, по асфальтовым дорожкам мимо клумб гуляли влюблённые, плескались в фонтане мальчишки, а в двух шагах шелестела аллея чёрных осокорей, ведущая к Пантеону – братской могиле металлургов. Теперь только эта могила с аллеей и сохранились, да ведущая к ним дорога. Остальное поглотил примыкавший к парку лес.

Она вдохнула пахнущий зрелыми листьями воздух и спросила: «Почему отсюда ушли люди?». Она знала ответ, но хотела услышать его голос.

– После запуска КМК дым от домен аккуратненько так накрыл весь посёлок. Масло на бутерброде чернело за десять минут. А здесь, – он указал на Пантеон впереди, – вообще ад был. Только тополя и выжили.

Где-то наверху запела птичка. Он задрал голову, лицо исказила противоестественная смесь радости и досады.

– Знаешь, люди могли бы сюда вернуться. – Он достал из кармана сигарету, помял её в пальцах и сунул обратно. – Здесь обязано быть хорошо.

За оградой Пантеона помимо стены братской могилы из газона поднимались три кирпично-штукатурных стелы у надгробных плит великих металлургов. Она помнила фамилию только одного из них – Курако. Вторым в голову лез почему-то Бардин.

– «Он же вроде покинул город в добром здравии. Или не покинул?»

Мужчина открыл перед ней ажурную дверь и пропустил вперед. Она по выложенной плиткой дорожке прошла к трём могилам – Курако Михаил Константинович; Казарновский Григорий Ефимович, ученик Курако, и Лаушкин Антон Дементьевич.

– Кто такой Лаушкин? – она повернулась к подошедшему мужчине.

Он посмотрел на неё так, будто впервые увидел: «Ты уверена, что выросла в этом городе?». Она кивнула со странным чувством вины.

– О, времена! О, молодежь! Лаушкин – первый кавалер ордена Ленина в городе, до семидесяти трёх лет пахал на КМК. Ты только представь это!

Она честно попыталась представить.

– «Всю сознательную жизнь у мартена. Сорок часов в неделю. Жар расплавленной стали. Защитная одежда».

Она перебрала в голове все виденные по телевизору кадры о работе металлургов.

– «Но ведь наверняка было что-то ещё, оставшееся за кадром».

Он наблюдал, за ней прищурив глаз: «Не получается? То-то же!»

Они сели на скамейку перед братской могилой. На чёрном прямоугольнике два столбца фамилий без инициалов, одиночные буквы только у двух однофамильцев.

– С трудом представляется, что на таком маленьком клочке земли уместилось столько человек, – она смотрела на очерченный дорожками кусок газона.

– А много вам надо?

Они немного помолчали. Она разглядывала тополя, поглотившие дорожки, лавочки, клумбы.

– Всё-таки странно устраивать братскую могилу в парке.

– А разбивать парк на действующем кладбище? – он хищно ухмыльнулся, незажжённая сигарета сползла к углу рта. – Иногда мне кажется, что город строило тайное общество некрофилов.

– В те времена так по всей стране было.

– Да? Не знал. – Он достал зажигалку, понюхал воздух и выплюнул сигарету.

– Я тебе больше скажу, – она многозначительно подняла палец, – у нас на главной площади страны совершенно официально лежит труп. И вообще там целое почётное кладбище.

Он неопределённо дёрнул бровью: «Не завидую я этому городу».

Когда они шли обратно через тоннель, за частой решеткой огромного вентилятора возникла человеческая фигура. Контуры её дрожали. Девушка пыталась разглядеть черты лица, из оранжевой тьмы на белый свет. Лицо расплывалось влажной бетонной серостью. Фигура подняла руку в прощальном жесте. Они помахали в ответ.

– А тебя никто не закапывал где-нибудь в центре Новокузнецка? – она обернулась на ходу.

– Нет. Под ноги смотри.

– Просто я подумала.

– Думать полезно, но не в этом случае.

16 глава

Первую повешенную девушку нашли в сквере на Запсибе. В девяностых это место пользовалось популярностью у самоубийц, поэтому большого резонанса зловещая находка не вызвала. Однако через три дня нашли ещё одну девушку, висящую на тополе в парке Гагарина. По городу поползли слухи. Полиция обратилась к населению с просьбой усилить бдительность и соблюдать спокойствие. Через сутки нашли ещё одно тело, на этот раз в Орджоникидзевском районе.

Он метался по улицам, вглядывался в каждое лицо, пытаясь вычислить убийцу по глазам, найти паршивую овцу в стаде своих детей. Город вздыбил шерсть. Каждый смотрел на незнакомого мужчину с недоверием, получая точно такой же взгляд в ответ. Снова затлели разговоры о городском маньяке. Всё чаще на улицах звучала фамилия – Спесивцев. Что если, его выпустили и ничего не сказали? Что если, он вернулся? Хотя по-настоящему в это никто не верил. Спесивцев не вешал своих жертв, а заживо потрошил в своей квартире, и предпочитал он не девушек, а детей и подростков.

Она вздрогнула, когда он вышел из раскрывшихся дверей лифта.

– Ты никуда не пойдёшь, – он оттолкнул её к стене.

– Что случилось? – от удивления она не заметила боли.