Стальные посевы. Потерянный двор

Невзирая на субординацию и этикет, Тристан бросил трубку, которая солидарно с ним прозвенела напоследок. Рыцарь возвел глаза к потолку и выругался в нелестной фронтовой манере, правда, одними губами. Выпустив пар, он снова набрал Илию и извинился, но тот в ответ захохотал еще больше. Объяснившись с Рогневой, пообещав полное сотрудничество и доступ к контролю за маршрутом, Тристан добился разрешения. Хотя еще до того, как занял пост, Тристан потерпел эпохальное фиаско, оттого что слишком много думал о себе и слишком много думал в целом. Он, погрязший в упорядоченности рукотворного мира, позабыл, что в мире стихийном некоторые вещи случаются никак не специально. И теперь Лига агнологов считала его и Илию неблагодарными выскочками. Наверно, через их толстые линзы, преувеличивающие многократно, их с королем фигуры виделись именно так. Как назло, им сейчас очень удобно получалось жаловаться на эскалотскую неблагодарность напрямую Кургану. Вопреки всем обстоятельствам, Тристану давались переговоры с радожцами. За полтора года, что он пробыл в их армии, рыцарь понял, что всегда найдется некая необъяснимая связь между творцом и творением. В сущности, Ситцевый рыцарь, Рошан, «Ужас», «Восторг», Эльфред и Курган навсегда сцеплены с ним началом своих историй. Просто есть те, кто покинули Тристана по разным обстоятельствам, есть те, кто отдалились, и есть Илия с мыслью и намерением Эльфреда Великого.

Однако то, что происходило дальше, вновь возвращало Тристана в реальный, непредсказуемый мир. За день до старта экспедиции в Кампани начались мятежи. Маленький бунт разгорелся на национальной почве – местное население после «размена» территории всегда доставляло Багряным Зорям хлопот. С одной стороны, они всё еще обижались на Эскалот и считали, что Илия продал их за маннгерд, что, горестно признавать, напоминало правду. С другой стороны, жители Кампани и других территорий бывшей межи определяли себя эскалотцами, но вот что им с этим теперь делать – определить никак не могли. В очередной раз кто‑то подал идею не то отсоединиться, не то вернуться в Эскалот. Смотреть на это было так больно, что от новостей и Тристану, и Илии приходилось отворачиваться. Потому что, конечно, судьбу трофейных территорий решали не их жители. Волнения росли. На их фоне Рогнева отправила официальное письмо об остановке проекта и предложила его «заморозить». Тристан раздал указания. Но, как это бывает, в события вмешался случай. Иногда, принося извинения и соболезнования, его называют человеческим фактором. «Кто‑то ошибся», «неправильно передал», «не понял», «была плохая связь» – на этом горючем топливе разгоняются все конфликты. Подлодка все же вышла и дошла до пролива. Предупрежденная береговой охраной и двумя противолодочными патрульными самолетами, все же приступила к погружению в условленном месте. При первом предупреждении к проливу вышел радожский авианосец, который – после второго и третьего предупреждения – потопил эскалотскую подлодку со всем экипажем и двумя феями на борту. Зарево непонимания и обиды распустило такой сноп искр, что иные подпалили и без того полыхающий Кампани, и Радожнам пришлось подавлять мятежи силой. Тристан в тот день малодушно подумывал снять с себя все знаки отличия и уйти жить в Гормов лес.

– Я скверный, возможно, худший в этом веке министр иностранных дел, – бесцветно сообщил он Илии. – Пожалуйста, отправь меня в отставку, а лучше казни.

– Перестань ныть и иди работать, – разозлился Илия.

В тот день двери хлопали так громко, что мигрень Тристана не прекращалась. В его кабинете побывали все: феи, рыцари, советники, послы, Потерянный двор почти в полном составе, – и каждый был категоричен. Рогнева не звонила. Звонить первому было нужно, стыдно и верно Тристану, но для этого звонка он собирал все силы, аргументы и решения, какие мог. В конце концов он почувствовал себя апологетом глухих, слепых и немощных людей, которые не услышали, не заметили и неправильно поняли.

– Конечно, по недоразумению. Я это и пытаюсь объяснить. Нет, мне все понятно. Я так не говорил… Ладно. – Тристан слушал, как самая авторитарная на континенте женщина его разочарованно отчитывает, как учительница школяра. – Безусловно. Но мы не можем не говорить о Кампани. Да… Послушайте… Рог… Рогнева Бориславовна, я говорю, что мы не можем игнорировать. – И тут он стал говорить громче и решительнее. – Я прошу заметить, что за сегодняшний день жертвы двух трагедий, так вот вышло, все – эскалотцы. Да, мы говорили о подлодке… Рогнева Бориславовна, но о Кампани мы тоже будем говорить!

Он полетел в Радожны. Он вернулся из Радожен. За последние четверо суток он спал в сумме десять часов. В столице его встречала Ренара.

– Тебе чем‑то помочь? – участливо спросила она, когда добрела с ним до его комнаты.

– Спать хочу, – буркнул он и негалантно закрыл дверь перед ней.

А утром извинился. Ренара снова оказалась первой, кто ждал его.

– Мы с Оркелузом идем завтракать на веранду. Пойдешь с нами?

Тристан заспанно кивнул.

– Надо как‑то объясниться с Илией.