Стамбульский бастард

Зелиху изнасиловали в девятнадцать лет. По турецким законам с этого возраста человек считается совершеннолетним. С этого возраста она могла выйти замуж, получить права или голосовать, когда военная хунта снова разрешит проводить свободные выборы. Также она могла в случае необходимости сама решать, делать ли аборт.

Сколько раз Зелихе снился один и тот же сон. Она шла по улице, а с неба дождем сыпались камни. Булыжники падали с неба, и каждый пробивал дыру. Дыра становилась все шире и глубже, и Зелиху охватывал ужас – вдруг она тоже туда упадет, вдруг и ее без следа заглотит голодная бездна. «Нет!» – кричала она падавшим под ноги камням. «Нет!» – приказывала машинам, но те неслись на нее с бешеной скоростью, и переезжали ее, и неслись дальше. «Нет!» – умоляла она толкавшихся пешеходов. «Нет, пожалуйста». Через месяц у нее случилась задержка. Еще пару недель спустя она сходила в открывшуюся по соседству клинику. «К каждому тесту на сахар – бесплатный тест на беременность» – гласил транспарант перед входом. Когда прислали результаты теста, оказалось, что сахар в норме, а она – беременна.

Было то или не было…

Давным-давно в далекой-далекой стране жили старик со старухой, и было у них четверо детей, две дочери и два сына. Одна дочь была уродина, а другая – красавица. И вот младший брат решил жениться на красивой сестре. Но та не захотела. Она пошла на речку стирать свои шелковые платья. Она полоскала их в холодной воде и плакала. Было холодно. У нее совсем озябли руки и ноги. Она пошла домой и постучалась, но дверь была заперта. Тогда она постучала в окно матери, и мать отвечала:

– Я впущу тебя, если ты назовешь меня свекровью.

Она постучала в отцовское окно, и отец отвечал:

– Я впущу тебя, если ты назовешь меня свекром.

Она постучала в окно к старшему брату, и тот отвечал:

– Я впущу тебя, если назовешь меня деверем.

Она постучала в окно сестры, и та отвечала:

– Я впущу тебя, если ты назовешь меня невесткой.

Она постучала в окно к младшему брату, и тот впустил ее. Он обнял и поцеловал ее, а она сказала:

– Пускай земля разверзнется и поглотит меня.

И земля разверзлась, и она сбежала в подземное царство[16].

Асия стояла в кухне перед окном с поварешкой в руках и тяжело вздохнула, глядя вслед отъезжающей серебристой «альфа-ромео».

– Вот видишь, – обратилась она к Султану Пятому, – тетушка Зелиха не захотела взять меня в аэропорт. Она меня опять обижает.

Какая же это была непростительная глупость так раскрыться перед ней в баре, когда они выпивали. Сбросила панцирь, как последняя дура, понадеялась перекинуть мостик через разделявшую их пропасть. Никогда эта пропасть не исчезнет. И мать, которую она назвала тетей, так и останется недосягаемой. Материнское сострадание, дочерняя любовь, взаимная поддержка… нет уж, тьфу, не надо всего этого… дерьма.

Параграф 12. Не пытайся изменить свою мать, точнее, не пытайся изменить отношения с матерью, это не ведет ни к чему, кроме разочарования. Просто прими и смирись, а если не можешь принять и смириться, см. Параграф 1.

– Ты что, сама с собой разговариваешь? – удивилась вошедшая на кухню тетушка Фериде.

– Вообще-то, да. – Асия мигом очнулась от транса. – Я говорила своему четвероногому другу, что такая вот странная история: дядя Мустафа уехал, когда того его еще и на свете не было, а в доме царил Паша Третий. Уже двадцать лет с тех пор прошло. Правда, удивительно? За все это время он нас ни разу не навестил, и тем не менее я сейчас разливаю ашуре, потому что мы встречаем его с распростертыми объятиями.

– А кот что? – спросила тетушка Фериде.

Асия сардонически усмехнулась:

– Он говорит, что я права. Похоже, у нас тут сумасшедший дом. Мне следует оставить пустые надежды и заняться разработкой моего манифеста.