Стамбульский ребус

Я положил трубку и взглянул на часы — десять минут восьмого. Что же, время еще есть. Эта встреча могла оказаться даже полезной: посмотрим, в каком она состоянии. Кто знает, вдруг она и правда сообщит что-то важное. Хотя как у нее за ночь могла появиться новая информация? Как бы то ни было, не стоило сейчас забивать этим голову.

Я продолжил путь к улице Шехзадебаши, которая, как мне взахлеб расписывал отец, когда-то была средоточием развлечений для жителей со средним достатком. Эту улицу также именовали Межколонной — за то, что по обеим ее сторонам стояли сохранившиеся со времен Византии мраморные колонны, от которых сейчас и следа не осталось.

Команду, дежурившую у мечети Беязыт, возглавлял инспектор Неджати, малый не самый сообразительный, но довольно усердный. Мы встретились с ним в круглосуточном кафе. Он доложил, что за ночь они проверили пятерых сборщиков мусора и единственный белый фургон. Один из мусорщиков оказался армейским дезертиром, а один из сидевших в фургоне — бизнесменом, разыскиваемым за выписку поддельных чеков. Остальные были чисты.

Я дал указание оставаться на месте, пока не прибудет новая команда, а сам поехал дальше.

Теперь по старым улочкам с деревянными домишками, которые тихо доживали свой век, я направлялся к мечети Сулеймание. Добрался до залитой солнцем длинной площади позади здания Стамбульского университета. Остановился перед четырехугольным острокупольным фонтаном для омовений. Ни наши ребята, дежурившие у мечети, ни другие служители правопорядка не попросили меня переставить машину. Никому не было до меня дела. Лавки вокруг уже давно открылись, но толпы туристов пока еще не набежали.

Я подошел к воротам, которые вели к тюрбе султана Сулеймана Великолепного и его любимой женщины — Хюррем-султан. И только решил позвонить Экрему, отвечавшему за наблюдение в этом месте, как заметил его самого: он сидел за столиком в кафе на углу. Заведение было известно своей тушеной фасолью куру фасулъе.

— Приятного аппетита, — пожелал я ему, усаживаясь на стул рядом. — Вместо того чтобы с открытым ртом смотреть на меня, лучше закажи мне тарелку супа.

Придя в себя, Экрем отложил ложку и принялся докладывать о случившемся за ночь. По его словам, они проверили примерно восемь сборщиков мусора, но ни один из них не вызвал подозрений. Большинство оказались цыганами, которых волновало только одно: добыть себе пропитание. Что касается фургона, за всю ночь им не встретился ни один — ни белый, ни даже черный, синий или красный.

И снова ничего… Взяв ложку, я принялся за чечевичный суп.

Символ величия империи

Суп был изумительный. Выжать дольку лимона, присыпать красным перчиком, да в прикуску со свежим хлебом — вот вам рецепт прекрасного завтрака. Экрем, рослый детина, одной тарелкой не наелся и с аппетитом принялся за вторую. Мы позавтракали, и я отправил его на позицию, а сам, прикрыв глаза, подставил лицо под ласковые лучи майского солнца.

Я мигом очнулся от сладкого забытья, когда рядом упала чья-то тень. Открыл глаза и увидел, что передо мной стоит Лейла Баркын — с бледным лицом и запавшими глазами. Я впервые видел ее в таком состоянии. Казалось, будто за одну ночь она постарела.

— Здравствуйте, Лейла-ханым, — поприветствовал я ее, вставая. — Прошу, присаживайтесь.

Ее взгляд был полон тревоги. Видимо, и правда случилось что-то серьезное, или же она просто пыталась произвести такое впечатление.

— Вы голодны? Хотите, я вас чем-нибудь угощу?

Она нахмурилась, как будто я сказанул что-то не то.

— Спасибо, Невзат-бей, но мне сейчас не до угощений. Скажите, как там Намык? С ним все хорошо?

— Я уже вам говорил, что у него все в порядке, не переживайте.

— Вы от меня ничего не скрываете?

— Нет, конечно. Зачем мне что-то скрывать? С ним и правда все хорошо.

— Вы сказали, была драка. Он не ранен?

— Цел и невредим ваш Намык. А вот про Эрджана того же не скажешь — ему от Намыка хорошенько досталось.

Она меня как будто не слышала.

— Намык ведь только на словах сторонник радикальных мер. На самом деле он в облаках витает и воображает себя каким-нибудь Че Геварой. Вот и участвует с молодыми парнями в ночных вылазках. На деле он скорее Ганди, чем Че Гевара.

— Честное слово, если бы Ганди мог драться, как Намык, большинство английских офицеров в Индии ходили бы со сломанными носами, — усмехнулся я.

Лейле было явно не до смеха: ее снедали переживания.

— Наверняка он всего лишь защищался. Он ведь и мухи не обидит.

— Вам виднее, вы его все-таки лучше знаете.

Я замолчал, но во взгляде моем читалось: что дальше? Неужели вы только для этого хотели меня видеть? Женщина она была умная, поэтому сразу поняла, что я хотел сказать.

— Я кое о чем забыла. Может, это неважно, но я все-таки решила, что вы должны знать.

— Вот как? И что же это?

Она облокотилась на стол и наклонилась ко мне поближе.