Стамбульский ребус

— Еще бы вам не быть счастливым, — поддел я его полушутя, — вы и сейчас не менее активную деятельность ведете: протесты, ночные вылазки, потасовки. С таким настоящим о прошлом и вспоминать не приходится.

Он пожал плечами, как набедокуривший и безответственный гаврик:

— Что нам остается? Другого способа защитить город у нас нет.

Давить на него дальше смысла не было, поэтому я подумывал, как завершить разговор, но оказалось, Намык еще не все сказал.

— Думаю, вы нас по-прежнему подозреваете, — произнес он с некоторой обидой, как будто с ним обошлись несправедливо. — Но вы ошибаетесь, Невзат-бей. Мы никого не убивали. Тот, кто строит, разрушать не будет. Тот, кто пытается спасти город, никогда не станет убивать его жителей. Тот, кто защищает жизнь, не будет искать выход через смерть. — В его взгляде сверкали искорки. — Если бы вы только попробовали взглянуть на мир нашими глазами, вы бы это поняли. Не обижайтесь, но предрассудки затуманили и ваш разум. Вы считаете нас террористами только потому, что мы развешиваем плакаты, устраиваем протесты и действуем группой. По-вашему, мы кровожадные убийцы, способные на любое зло. А мы всего лишь боремся за наш город, который, между прочим, и ваш тоже. Помните, вы сами сказали: здесь вы родились, здесь похоронены ваши близкие, здесь прошли лучшие моменты вашей жизни. За эту жизнь мы и боремся. Нет, инспектор, мы никого не убивали. Потому что избравшего в товарищи смерть неминуемо ждет смерть.

Тревога

Намык красиво выразился, но горькая правда заключалась в том, что если кто и избрал в товарищи смерть, то это были мы, полицейские. Течение нашей жизни определялось убийствами, непрерывной погоней за спятившими, отчаявшимися людьми, которые, утратив душу во тьме жестокости, ищут спасение в преступлениях. Мы шли по оставленному ими кровавому следу, пытаясь разгадать, как и почему они совершили убийство. В награду мы получали не справедливость, а разочарование, и в конце нас ждало не спокойствие, а боль. Поймав одного, мы знали, что кто-то другой уже готовится отнять чью-то жизнь. Лица жертв и убийц каждый раз были разные, неизменным оставалось одно — люди продолжают убивать друг друга. Зачем тогда кого-то ловить и наказывать? Есть ли в этом хоть какой-то смысл? А в расследовании, которым мы занимались сейчас, о поимке убийц пока даже речи не было.

Отправив Намыка в изолятор, я позвонил Лейле Баркын. На часах было три ночи. Она уже спит, подумал было я, но тут же услышал ее взволнованный голос:

— Алло, Невзат-бей?

— Простите, что звоню в такое время.

— Что-то случилось? — напряжение в голосе переросло в тревогу.

— Да, Намык… арестован.

Я замолчал, ожидая ее реакцию. Но с того конца линии не доносилось ни звука. То ли она была настолько потрясена, что не могла говорить, то ли ждала от меня дальнейших разъяснений.

В конце концов она не выдержала и спросила:

— В чем дело, Невзат-бей? Пожалуйста, не томите, говорите, что произошло.

— Вы наверняка в курсе, — ответил я совершенно спокойно, — что кое-кто собирался повесить плакат на здании компании Адема Йездана. Но в планы ваших друзей вмешались охранники, произошла потасовка.

— Потасовка? — воскликнула она с испугом. — Намык… С Намыком все в порядке?

— Он в порядке, в абсолютном порядке.

— Скажите, Невзат-бей… — она сильно волновалась. — С Намыком хорошо обращаются?

— Не переживайте, все хорошо, — ответил я, пытаясь успокоить ее. — Все под моим контролем.

— Когда его освободят?

— Если ничего непредвиденного не произойдет, завтра мы отправим дело прокурору. Дальше решать будет он.

Я рассказал ей все как есть, и ее тревога понемногу начала стихать. Но вдруг она спросила:

— Может, ему что-нибудь привезти? Какую-нибудь еду?

— Мы обеспечим его всем необходимым. Не беспокойтесь.

На этих словах я отключил телефон. Как бы я ни успокаивал ее, у нее были веские причины переживать. Ведь тот самый полицейский, которому она так доверяла, сейчас сидел и думал, как бы вывести Намыка на чистую воду. Как и мы, она оказалась в ситуации полной неопределенности. Услышав мой голос в трубке, она растерялась. А что почувствовала, когда я сообщил об аресте? Была ли это тревога? Скорее всего, она опасалась услышать, что Намык задержан по подозрению в серийном убийстве.

Только я положил трубку, как в кабинет вошел Али. Он как раз закончил допрос охранников. Сначала те старались выкрутиться: утверждали, что дежурили в здании и им пришлось защищаться от людей, которые попытались проникнуть внутрь. Но Али владел особым методом убеждения, так что ему удалось докопаться до истины. Оказывается, Эрджан — старый лис — заслал в ряды защитников Стамбула шпиона. (Значит, Адем Йездан придавал; ассоциации большее значение, чем мы думали.) Поэтому о сегодняшней вылазке они знали заранее. Припарковав внедорожник на улице, по которой Намык со своей командой непременно должны; были проехать, они затаились в ожидании фургона. Защитники города давно были им поперек горла, и теперь они горели желанием выместить накопившуюся злобу.

Да так горели, что даже не заметили, как мы сели им на хвост.