Эти показания подтверждали правдивость слов Намыка — значит, все они уже завтра окажутся на свободе. Нас это никак не устраивало, потому что нам нужны были еще хотя бы сутки, чтобы обследовать белый фургон: вдруг там найдется улика с одежды убитых, отпечаток ноги или пальца, пятнышко крови — все, что могло бы помочь в расследовании. Кроме того, я хотел посмотреть, продолжатся ли убийства, пока основные подозреваемые будут у нас под контролем. В общем, нужно было, чтобы все они задержались здесь хотя бы на сутки. Вопрос можно было уладить с прокурором: вряд ли он станет мешать нам в таком важном и сложном деле.
Я отпустил Али, чтобы он немного отдохнул у себя в кабинете. А сам соорудил импровизированную кровать из двух кресел и, укрывшись плащом, задремал…
Намык пришел в таверну Евгении. Уселся на мое обычное место и с обожанием смотрел на мою любимую женщину. Так значит, этот гусь влюблен вовсе не в Лейлу, а в мою Евгению!
Сон сменился.
Лейла зашла в сад у дома Демира, рядом с ней шел мальчик. Я окликнул их, но они не слышали. Я побежал к ним. Снова крикнул: «Лейла-ханым!» Но обернулся только ребенок. И я тут же узнал его — это был Умут, сын Йекты. Я так и остался стоять пораженный. Лейла обернулась и произнесла с улыбкой: «Здравствуйте, Невзат-бей. Познакомьтесь, это мой сын». Умут, которого уже три года не было в живых, со странным выражением лица протянул мне руку. Я попытался пожать ее, но не смог, лишь пустоту хватал. Я поднял голову — глазами Лейлы на меня смотрела Хандан. Она как будто спрашивала: «Ты что, Невзат, забыл? Мы же умерли три года назад!»
Я очнулся. Было уже светло. С трудом поднялся с кресел. После такого наверняка буду опять мучиться со спиной. Вчера Зейнеп дала мне таблетку про запас. Я проглотил ее, запив водой, оставшейся в стакане еще с вечера. Подошел к раковине, умылся. Мне было неспокойно, как будто что-то грызло изнутри. Не выспался? Или не пришел в себя после сна? Мне нужно было освежиться. Вырваться из этой комнаты, хранившей тяжесть длинной ночи, из этих коридоров, из этого здания.
Спустился к Али, но его в кабинете не оказалось. Куда он подевался? Я обратился к дежурному.
— Али-бей в изолятор ушел, инспектор, — сообщил тот.
Неужели решил устроить очередной допрос без моего ведома?
— Что он там делает?
— Спит, — ответил дежурный с веселой ухмылкой. — Сказал, что у себя не смог уснуть. А в первой камере слева есть свободная койка. Он там и лег.
— Вот ведь негодник, — усмехнулся я, хотя ничего смешного в этом на самом деле не было.
Я спустился в изолятор. Завидев меня, дежурный вскочил на ноги. Видно, он боялся получить от меня нагоняй, поэтому сразу же сдал Али с потрохами.
— Я не виноват. Говорил ему, что, мол, нельзя… Здесь ведь изолятор. Но он меня не послушал…
— Где он?
— Вон там, в первой слева.
Дверь камеры была приоткрыта. Али сладко посапывал, устроившись на жесткой деревянной койке, словно на пуховой перине. Мне стало жалко его будить. Я просто вынул из кармана кожаной куртки, которой он укрылся вместо одеяла, ключи от его машины и вышел.
Запрыгнув в машину, я направился к воротам Эдирнекапы, расположенным на самом высоком из семи холмов Стамбула. С каждой минутой, с каждой секундой все больше автомобилей наводняло улицы, еще полчаса — и по ним уже будет не проехать. Мне хотелось лично проверить, как справляются наши команды наблюдения. Въехав в Старый город, я проехал мимо полуразрушенных крепостных стен, которые будто только вчера пережили удары пушек Мехмеда II Завоевателя. Медленный поток машин снес меня в сторону станции Везнеджилер.
Я как раз проезжал мимо мэрии, когда вдруг затрезвонил телефон. Звонила Лейла Баркын. Должно быть, после вчерашнего ночного разговора ее по-прежнему одолевала тревога.
— Доброе утро, Лейла-ханым.
— Доброе утро, Невзат-бей. Простите, что беспокою вас в такую рань. Но я очень переживаю за Намыка.
— Совершенно напрасно. Поверьте, Лейла-ханым, с ним все в порядке. Вы только зря себя изводите.
Нет, ее не убедить.
— У меня к вам просьба: могу ли я с ним увидеться?
Здесь я ничем помочь не мог.
— К сожалению, это невозможно. По закону с ним может встретиться только адвокат.
— Ах вон оно что… Ну, тогда я сейчас же попрошу кого-нибудь из своих знакомых.
Она не могла успокоиться. Думаю, под маской искренности скрывалось сильнейшее напряжение. Возможно, причиной тому были неприятности с полицией, которые Намыку довелось пережить в прошлом. Или же кое-что посерьезнее. Не могу исключить, что ее с Намыком могло связывать тяжкое преступление — например, убийство пятерых человек. И хотя Намыка задержали из-за сущей мелочи, она была не в силах успокоиться.
— Невзат-бей… А с вами мы могли бы встретиться?
Меня так и подмывало спросить, что она собирается мне рассказать, но это было бы невежливо. Не хотелось просто так взять и разрушить наши отношения, которые я выстраивал уже несколько дней подряд.
— Конечно, — ответил я. — Вот только я сейчас не в участке. Еду к мечети Сулеймание.
— Отлично, я как раз выхожу из дома. Буду на месте через десять минут.