— Невзат немного преувеличивает, — сказал он, хотя по всему было заметно, что он на седьмом небе от счастья. — Где поэзия, а где мы? Так, пописываю немного…
— А я вот тоже не сильно смыслю в поэзии, — заметила Евгения. — Но слышала о поэте по имени Кавафис. Он был греком… Может, знаете его?
— Еще бы не знать! — Глаза Йекты загорелись. — Это великолепный поэт! Поэт с большой буквы!
— Его родители были из Стамбула. Мой дед знал некоторых его родственников. Он-то как раз и познакомил меня с поэзией Кавафиса. Я обожаю его стихи.
— У него есть замечательные строки, — Йекта был в ударе. Он вдруг начал читать с выражением:
Мы с Евгенией переглянулись. Может, она хотела сказать, что эти строки как раз про меня, а может, мне показалось, не знаю точно.
Когда Йекта закончил читать, она воскликнула:
— Я очень хорошо его помню! А вы какие стихи пишете?
Он смущенно улыбнулся.
— Не такие красивые, как Кавафис.
— Мне почему-то кажется, что вы слишком предвзято относитесь к себе.
Ее зеленые с сероватым отливом глаза пристально посмотрели на меня.
— А ты что думаешь, Невзат?
— Ты абсолютно права. Потому что он пишет прекрасные стихи.
— Не прочтете что-нибудь?
— С большим удовольствием. Но лучше передам вам через Невзата один из своих сборников.
Вдруг ни с того ни с сего заговорил Демир:
— В шкафу в гостиной была, кажется, одна твоя книга. — Он склонился над Бахтияром и продолжил прочищать рану. — Как она, кстати, называлась? «Дневники Балата» или что-то вроде этого? — бросил через плечо.
— «Хроники Балата», — поправил его Йекта. — Вечно ты путаешь названия.
Неожиданно Демир повернулся к Евгении и сказал:
— Знаете, это лучшая его книга. Стихи о Балате и Золотом Роге времен нашей юности. Если хотите, возьмите мой экземпляр.
— Спасибо большое, но… эта книга принадлежит вам.
Демир усмехнулся.
— Да вы не переживайте, Евгения, ходячая поэма по имени Йекта у меня всегда под боком. Он читает мне свои стихи, даже когда я не прошу.
Во взгляде Йекты проскочило недовольное выражение, и я поспешил встать на его защиту.
— Не говори глупостей. Если бы тебе стихи не нравились, он бы тебе их не читал.
Каменное лицо Демира расплылось в широкой улыбке.
— Это я так шучу, Евгения. Заставить нашего Йекту прочесть свои стихи не так-то и просто. Ему подавай вдохновение. Кстати, почему бы вам не прийти к нам в гости? Мы ведь были на рыбалке, и она оказалась удачной. Как минимум три килограмма свежайшего морского окуня. Завтра вечером зажарим. А Йекта, возможно, прочтет нам пару строк собственного сочинения.
— Лучше вы приходите ко мне в субботу вечером, — ответила моя прекрасная, моя щедрая Евгения. — Наш повар, конечно, не так искусен, как вы, но тоже неплохо готовит рыбу. В мейхане мы ведь тоже сможем насладиться стихами из уст автора?
— Давайте сделаем так, — сказал Йекта, явно желая поставить точку в назревающем споре. — Завтра вечером мы будем ждать вас у себя, а в субботу придем к вам.
Евгения засомневалась. Она вопросительно взглянула на меня, оставляя решение за мной.
— Ну, не дело отказывать друзьям, Евгения. — Повернувшись к Йекте, я с притворной серьезностью сказал: — При одном условии: если ты, Йекта, прочтешь нам свои стихи.
— Идет, — отреагировал он и смущенно добавил: — Но если вам не понравится, я не виноват.
Евгения была тронута.
— Да что вы! Уверена, у вас замечательные стихи!
Демир пробурчал:
— Вы лучше сначала послушайте, а потом выносите вердикт.
Йекта вспыхнул. На его лице было написано: что этот ветеринаришка понимает в поэзии?!
— Не обижайся, старина! Шучу, — быстро отреагировал Демир. Потом сказал Евгении: — Не обращайте внимания на мои дурацкие комментарии. Йекта пишет классные стихи.
— Тогда мне не терпится их услышать. — Я знал, что Евгения говорила это не из вежливости, ей действительно было интересно.
— Тогда ждем вас завтра вечером, где-нибудь около половины девятого.
— Отлично, но не забудьте: вечером в субботу все вместе ужинаем у меня в «Татавле».
— «Татавла»? — воскликнул Йекта. — Значит, ваше мейхане называется «Татавла»? Это же старое название района Куртулуш!
— Это мой отец придумал, не я, — призналась Евгения.
— Здорово! Многие уже забыли старые названия городских районов. Да и сам город стремительно порывает с прошлым. Но города как люди: если забудут о прошлом, утратят свою суть. Ничего не останется: ни характера, ни своеобразия. Станут серыми и неприметными, без шарма, без какой-либо индивидуальности. А ведь Стамбул никогда не был заурядным городом.
— Понеслось! — пробормотал Демир. — Опять эти лекции. Ты лучше передай мне вон тот пакет с ватой, хоть какая-то польза от тебя будет.
Но наш поэт не унимался.
— Да, Евгения, есть еще такие разгильдяи вроде моего друга, которым плевать на то, что происходит с их родным городом!