— «Аль-Фатиха», конечно, хорошо, но откуда тебе знать, мусульманин он или нет? Может, христианин? Смотри, его разложили аккурат перед христианской статуей.
Джелло и не думал прерывать молитву, поэтому я ответил вместо него:
— Не переживай, он мусульманин. С чего ты вообще взял, что он может быть христианином?
Шеффан понятия не имел, кто я такой и что здесь делаю, поэтому повернулся к Али и посмотрел на него, не решаясь заговорить.
— Выкладывай давай, — подбодрил его Али. — Не бойся, это наш старший инспектор. Он здесь главный.
Шеффан кивнул.
— Вы уж не обижайтесь, я ведь не знал, кто вы такой. — Чем больше он говорил, тем сильнее доносился от него запах алкоголя. — Разве мы можем проштрафиться перед полицией? Я имею в виду…
— Да хватит уже, говори по делу! Почему ты думаешь, что он христианин?
Шеффан прощупал меня осторожным взглядом. Я был для него полицейской ищейкой. Наверняка он ждал, что я разозлюсь и начну кричать на него, как это часто бывает с турецкими полицейскими. Но когда он понял, что ничего такого не предвидится, то расслабился.
— Могу и рассказать… Все как есть, чистая правда. Мы, знаете ли, инспектор, никого не обманывали и обманывать не будем. Это сейчас мы оба в таком жалком виде. Но родились и выросли — дай бог каждому — в Стамбуле. Да, ночуем на улице. Стамбул нам как отец родной да матушка. Он был нашей колыбелью и однажды станет нам могилой. Говорю как есть. Ни слова неправды. Мы обычно найдем тихое местечко — там и засыпаем. — Шеффан показал куда-то в темноту. — Этот ваш красавчик нас как раз там и нашел, — он кивнул на Али.
Али поморщился, но не стал усугублять ситуацию.
— Они обосновались вон там, в закоулках, недалеко от пассажа Чемберлиташ, — пояснил он.
— Так и есть, инспектор, — подтвердил Шеффан. — А в прошлом году мы как раз здесь тусовались. — Он показал на основание колонны. — Прямо здесь, за камнем. В то время тут вели строительные работы. И мы пробирались сюда по ночам. Но тогда еще не было Джелло, был Похотник…
Вдруг он заметил Зейнеп и закашлялся.
— Э-хм, прости, сестричка, да уж, просто прозвище у него такое было. Упокой Аллах его душу, он ведь замерз насмерть прошлой зимой. Спасатели нашли его труп в нише крепостной стены.
— Да хватит болтать! — все-таки не выдержал Али. — У нас еще чертова куча дел! Говори по сути!
— Конечно, начальничек, конечно, как скажете. Только не злитесь. Значит, так. Сюда же всегда толпы туристов приходят, верно? Инспектор, это ж уму непостижимо! Со всего мира прут, всякий разный народ, семьдесят две национальности… И больше всего — греки. Некоторые прям рыдают перед колонной. А кто-то крест нательный вытаскивает, совсем как наш священник из Кумкапы. Мы, ясен перец, понятия не имеем, чего это они так расстраиваются, ведь мы языков не знаем. Но однажды все-таки дотюхали, в чем тут дело. Приезжает, значит, группа туристов, молодежь всякая. С ними гид, симпотный такой. И тут — ничё се! — слышим, как этот гид по-турецки говорит. Я к ним бочком-бочком, уши-то развесил, как капитан Реджеп из Кумкапы свои паруса. Так все и узнал. Колонну эту какой-то там император Константин приказал поставить. Ну, про это я слышал. А вот детали… Короче, когда ее тут ставили, мать императора привезла — кажись, из самого Иерусалима — куски креста, на котором был распят Иисус Христос, гвозди там и все такое… И все это несметное богатство спрятали прямо под колонной. Там какая-то потайная комната… не, не комната — церковь. Церквёнка в честь вот этого самого Константина и его матери… как там ее? — имя-то позабыл. Шло время, Константин этот помер. И его вроде как святым объявили. Прям взаправду, настоящим святым. Так гид сказал, за что купил, за то и продаю. Еще сказал, что в Святой Софии есть даже какая-то мозаика с его изображением, и не где-нибудь, я рядом с ихним Иисусом. А потом настал день, когда султан Мехмед взял город. В то время тут тоже правил Константин, но не тот, другой. И вот когда наши тут все позахватывали, этого Константина никто не нашел. Убитые, раненые — нету среди них, исчез. И есть такие, кто до сих пор считает, что Константин этот укрылся под колонной и ждет. И однажды настанет день, когда греки Стамбул отвоюют и снова установят здесь христианство. И этот Константин проснется и будет воевать против нас с мечом в руке.
— Ты опять фигню какую-то несешь, — встрял в разговор Джелло. — Тебя инспектор об одном спрашивает, а ты заладил…
Бродяга наверняка подумал, что из-за трепа приятеля у них будет куча неприятностей. Мне, однако, рассказ показался занимательным. В нем было за что зацепиться, потому что убийц, возможно, толкали на преступление какие-то легенды. И чисто по-человечески мне понравилась манера речи Шеффана… По всему видно, Стамбул он знает как свои пять пальцев. Такие люди могут многое рассказать… Научат настоящей жизни… Бродяги не редкость в нашем городе. Они не справились с этой жизнью, но это не значит, что их можно списывать со счетов…
— Пусть говорит, не встревай, — остановил я Джелло.