Стамбульский ребус

— Знаю, мне тоже встречались такие люди. Не будь их, я — не приведи Всевышний — совсем бы в безверие ударился… Но стоит мне увидеть мерзавцев, подобных Шерафеттину, — безбожников, прикрывающихся маской мусульман, — и я просто срываюсь с катушек.

Злости в его голосе поубавилось, плохие воспоминания понемногу теряли над ним свою власть. Я принялся смотреть по сторонам, разыскивая дом убитого. Ага, вот и та самая лавка. В четырехэтажном доме с зеленой плиткой на фасаде.

— Нам сюда?

— Видимо, да. Вон табличка висит: «Апартаменты Кынаджи».

— Смотри, перед лавкой есть место, давай туда припаркуемся.

Не тут-то было: удобное местечко успел занять привезший мясо белый фургон. Из кабины выбрался молодой человек с бородой, в чалме и белом, заляпанном кровью фартуке. «Ой-ой, как бы Али не закатил скандал», — слегка напрягся я. Но мне даже не пришлось ничего ему говорить: он проехал метров пятнадцать вперед и остановился перед аптекой «Герчек». Отчаяние на его лице испарилось, стоило ему увидеть за прилавком девушку со свободно ниспадающими на плечи темными локонами. Она, то и дело посмеиваясь, разговаривала со стоявшим за кассой молодым человеком.

— Значит, тут и нормальные люди есть, — пробормотал он, заглушая мотор. — А то мне, инспектор, показалось, будто я в какую-то другую страну попал.

— Нет, Али, никакая это не другая страна — та же Турция. И все те люди, как, впрочем, и эта девушка с парнем, — наш народ.

Снова в его глазах появились сомнение и тревога. Он пытался с ними бороться, но тщетно. Покачав головой, Али сказал:

— Не знаю, инспектор… Они, конечно, наши сограждане, но…

Тут он заметил двух мальчишек лет восьми, игравших у дороги, и снова разошелся:

— Только посмотрите на мальчишку, ему еще и десяти нет, а он уже в зеленой чалме и шароварах. Это называется истинный ислам?

— Для тебя, может, и нет, а для семьи этого ребенка — да.

Ничего не ответив, Али с кислой миной вылез из машины, и мы направились к дому убитого. Снова в глаза бросилась табличка, выложенная изумрудной мозаикой на белой облицовке фасада: «Апартаменты Кынаджи».

— Должно быть, убитому принадлежало все здание, — предположил я. — У Недждета с деньгами тоже ведь полный порядок был. Как думаешь, убийца выбирает тех, кто посостоятельнее?

Али не отрываясь смотрел на надпись, выполненную арабской вязью на двери.

— Не знаю, инспектор, но, кажется, этот Мукаддер тоже был из этих, религиозных…

Я начал вспоминать, во что вчера вечером был одет убитый. Уже собирался возразить Али, что он ошибается, но промолчал, потому что это не имело никакого отношения к нашему делу.

Как только я нажал на кнопку звонка, Дверь тут же распахнулась. Видимо, уже начали собираться родственники убитого — нас впустили без единого вопроса. Не успели мы войти, как наверху отворилась еще одна дверь. Кто-то зажег свет. На верхний этаж вела крутая лестница, ширина ступенек отличалась, и я догадался, что здание возводили лазы[15], а они известные пройдохи. В этот момент на площадке показался молодой человек. Пока мы поднимались по этим разнокалиберным ступенькам, он, свесившись вниз, пытался нас рассмотреть. Его взгляд не отличался приветливостью, и Али это не понравилось.

— Мы расследуем дело об убийстве, — выпалил он в лоб.

Молодой человек пригладил жидкую бороденку. В его больших угольно-черных глазах мелькнуло напряжение. Он, очевидно, был не рад нам.

— Так вы из полиции? — он задал вопрос с той же неприязнью в голосе, что читалась и на его лице.

— Да, а вы кто? — поинтересовался я.

Вместо ответа парень махнул рукой куда-то за спину и сказал:

— Подождите немного, я позову Эфсун — дочь покойного.

Али схватил его за руку:

— Стоять. Инспектор задал тебе вопрос, будь добр, сначала ответь. Кто ты такой?

Молодой человек держался на удивление спокойно. Высвободив руку, он ответил без тени страха или паники:

— Омер.

Его самообладание начало действовать Али на нервы.

— Много вас, Омеров-то. А фамилии у тебя, дружок, нет, что ли?

— Так вы не спрашивали… Омер Экинли.

Али пристально смерил парня взглядом от макушки до пят, как будто тот был ни больше ни меньше боевиком «Аль-Каиды» и проходил по делу о терроризме.

— Кем ты приходишься убитому?

Омер недоумевал:

— Кем прихожусь?

— Да, кто ты Мукаддеру Кынаджи?

— Наверное, зять: его дочь — моя невеста, — проворчал он недовольно.

— Эфсун-ханым? Она ведь у Мукаддера старшая? — спросил я, пытаясь разрядить обстановку.

Напряжение на лице парня никуда не исчезло.

— Старшая. У него еще сын есть, Мюджахит.

— А почему ты предлагаешь нам поговорить с Эфсун-ханым? — снова встрял Али. — Разве у убитого нет жены?

Омера задели его слова.

— Мелек-тейзе парализована, не может разговаривать. А Мюджахит слишком мал, чтобы отвечать на ваши вопросы. — Он обреченно развел руками. — Но если хотите, могу его позвать.

Мы сразу же не понравились Омеру, и несмотря на это, он старался помочь. Но Али даже не думал этого замечать — его раздражало все с той самой минуты, как мы заехали в этот район.