Стамбульский ребус

— Спасибо, Омер-бей, — сказал я, предоставляя напарнику время взять себя в руки. — Если потребуется, мы и с ним побеседуем. Но сначала нам нужна Эфсун-ханым. Разговор может затянуться, и не хотелось бы начинать его здесь — место не слишком подходящее.

— Прошу прощения, — вежливо отреагировал Омер, жестом приглашая нас пройти.

Но провожать нас не стал — вернулся к той же двери, из которой до этого появился. Помедли он еще немного — и Али, только и ждавший, как бы поддеть парня, снова вцепился бы ему в руку. Хорошо еще, что Омер повернулся и сказал:

— Проходите к двери, я вам с обратной стороны открою.

На все воля Всевышнего

Когда мы подошли к двери, на которую указал Омер, вдруг везде погас свет. Нас окружила темнота: непроглядная, беспросветная, наполненная похожими на молитвенный шепот бормотаниями, вздохами и каким-то гулом. Али начал ощупывать стену в поисках выключателя, но в этот момент дверь открылась. Тьма рассеялась, однако странные звуки стали слышны еще громче. Рядом с Омером стояла высокая девушка в коричневом тюрбане. Одета она была в замшевый жакет цвета корицы, бежевую блузку с воротником-стойкой и коричневую юбку, доходившую до щиколоток и делавшую ее зрительно выше. Своими темно-голубыми глазами она сначала посмотрела на Али, потом — на меня.

— Вы хотели со мной поговорить? — спросила девушка, делая шаг вперед. — Чем могу вам помочь?

— Примите наши соболезнования, — я старался говорить как можно вежливее. — Вы Эфсун-ханым, верно?

— Верно, Эфсун Кынаджи, — она слегка качнула головой.

— Старший инспектор Невзат Акман. — Она не раздумывая пожала протянутую руку. Я поспешил представить своего напарника, который в напряжении замер рядом со мной: — А это инспектор Али Гюрмен.

— Пройдемте, там нам будет удобнее говорить, — пригласила она.

Али, как и меня, ошеломил ее уверенный тон. Пытаясь разобраться что к чему, мы оба, не говоря ни слова, проследовали за хозяевами.

Оказавшись в узком коридоре, мы, казалось, шли на гул, который стал намного громче. Теперь различались отдельные слова из Корана. Были слышны только молитвы: ни плача, ни причитаний заходящихся от рыданий людей не было. Видимо, семья Мукаддера Кынаджи стойко приняла новость о его неожиданной кончине.

Эфсун и Омер привели нас в просторную комнату. У стен — деревянные полки, под завязку забитые книгами. В свободном пространстве между ними — оформленные рамками и позолотой надписи арабской вязью. Наверное, аяты[16] из Корана или хадисы[17]. В комнате витал особый аромат, от чего воздух казался тяжелым. Возможно, запах бумаги, переплетов и чернил… или особый запах этого дома, а может, шлейф от духов стоявшей рядом со мной девушки.

Я пробежал взглядом по книгам. Мое внимание привлекли комментарии к Корану в кожаных переплетах и произведения известных исламских богословов Ибн Араби[18] и аль-Газали[19]. Еще на полках я заметил романы Достоевского, Гюго и Диккенса. Но больше всего меня поразили полки на левой стене: это были книги о Стамбуле. Незаконченная «Энциклопедия Стамбула» Решата Экрема Кочу, «Стамбул: история одного города» Догана Кубана, «Старинные монеты и Анатолия» Огуза Текина, сборник стихов «Мой милый Стамбул» Яхьи Кемаля, роман «Три Стамбула» Митхата Джемаля Кунтая, книга Халдуна Хюреля под названием «Открыв глаза, гуляю по Стамбулу…»[20]. Эти полки хранили бесчисленные сокровища: от исследований и путевых заметок до шедевров художественной литературы.

— Это все ваше?

— Да, большая часть книг моя. Собирать библиотеку начал отец, но потом он потерял к ней интерес. Последние три года он жил наверху.

На слове «отец» голос у нее дрогнул, а глаза подернулись пеленой. Но уже секунду спустя к ней вернулись прежние уверенность и самообладание.

— В этой части дома теперь живу я. Библиотека тоже досталась мне.

Эфсун указала на темно-зеленый диван у окна, и я машинально обратил внимание на ее длинные тонкие пальцы.

— Что же вы стоите? Садитесь, — предложила она.

Устроившись на диване, я спросил:

— Вы сказали, что отец жил наверху. То есть он жил отдельно от вас?

Когда она смотрела на книги, в глазах ее теплился какой-то мягкий свет, но после моего вопроса он погас.

— Отец женился во второй раз и последние три года жил наверху с Назлы-ханым.

— Брак религиозный или официальный?

Ее тонкие губы изогнулись в горькой улыбке.

— Он развелся с мамой и снова женился.

До меня потихоньку начало доходить, почему она не горюет из-за смерти отца. Но я хотел знать больше.

— Омер сказал, что ваша мама, Мелек-ханым, больна.

Ее взгляд наполнился грустью, а лицо стало печальным.

— Вся правая сторона тела парализована.

— Простите. Наверное, вам тяжело отвечать на вопросы, но я должен кое-что знать. Ваш отец женился повторно уже после того, как мать заболела?

Она ответила решительно. Такое присутствие духа свойственно человеку, который все еще не оправился от боли из-за случившегося, но уже научился ее сдерживать: