Стамбульский ребус

У меня в памяти тут же всплыло имя Адема Йездана. Бизнесмена, с которым нам предстояло встретиться. Недждет работал на этого человека, чтобы тот мог без труда получить разрешение на строительство новых зданий в исторической части города. Мукаддер был градостроителем, к тому же работал в мэрии. Значит, он тоже имел отношение к этим зданиям. Надеясь обнаружить и другие точки соприкосновения между жертвами, я проговорил:

— Адем Йездан…

Лицо девушки скривилось от отвращения, и я понял, что нахожусь на правильном пути.

— У вашего отца были с ним какие-то дела, не так ли?

Она снова принялась поправлять воротник жакета — сейчас начнет юлить и отнекиваться.

— Не знаю. — Конечно же, она знала, и много чего, но не хотела рассказывать. — Я слышала про Адема Йездана. Но как он был связан с отцом — понятия не имею.

— Вы когда-нибудь встречались с ним лично?

— Никогда. У меня все время университет занимает — дел отца я совсем не касалась. В офисе у него и то бывала от силы раз в год.

— Что вы изучаете?

— Я окончила теологический факультет. — Показывая на книги, лежавшие на столике между нами, она тихо добавила: — Сейчас вот в магистратуре учусь.

Названия книг состояли сплошь из арабских слов, и мне стоило большого труда их разобрать. Это были труды известных богословов, таких как Ибн Араби, аль-Кушайри[23] и Сахль ат-Тустари[24].

— Все эти книги посвящены толкованию Корана. Я занимаюсь тафсирами, то есть комментариями к Корану, и тавилями — его аллегорическими толкованиями. Изучаю тот истинный смысл, что кроется в Священной книге. Ее ни за что не понять тем, кто не постиг эти скрытые значения. А те, кто неверно понимает Коран, никогда не смогут понять Аллаха.

Я был абсолютно далек от этой темы.

— Хм-м-м, — вот и все, что я мог произнести в ответ.

Но зато слова нашлись у Али.

— Знаете, Эфсун-ханым, как по мне, все, что вы сейчас сказали, — полная бессмыслица, — выпалил он со всей прямолинейностью.

Она бросила на Али безразличный взгляд, как будто перед ней был какой-то неодушевленный предмет. Я подумал, что она промолчит в ответ, но слова моего напарника, должно быть, разворошили ее душу. Однако, когда она заговорила, ничто в голосе не выдавало ее злости:

— В суре «Различение» говорится: «А рабы Милосердного — те, которые ходят по земле смиренно и, когда обращаются к ним с речью невежды, говорят: «Мир!»». Я тоже говорю вам, Али-бей: да пребудет с вами мир. Я не ждала, что вы поймете, о чем я говорю.

Али обожал подобные споры. Он тут же сделал ответный выпад:

— Зачем тогда рассказываете нам все это?

Девушку трясло от негодования. Еще чуть-чуть — и она бы не сдержалась. Но Али не дал ей и рта раскрыть:

— Не надо, Эфсун-ханым, не смотрите на меня так — меня этим не проймешь. Я отношусь к Корану с не меньшим трепетом, чем вы.

То, что я сейчас вам скажу, в книжках не пишут, но это правда — можете не сомневаться. Любой, кто возомнит себя Богом и отнимет у кого-то жизнь, будет иметь дело с нами. Любой, кто посмеет убить другого — неважно, заслуживал тот смерти или нет, — будет иметь дело с нами. — Он показал пальцем на Эфсун и стоявшего рядом с ее креслом Омера. — Можете называть это божественным провидением или судьбой. Но если вы думаете, что расплату за свои преступления убийца понесет в другом мире, то вы ошибаетесь. Расплата для него наступит уже в этой жизни. У Аллаха нет палки, но зато есть такие люди, как мы. Имейте в виду: когда вы лжете нам, вы лжете Аллаху. Когда вы от нас что-то скрываете, вы скрываете это от Аллаха. Так что, если не хотите неприятностей ни в этом, ни в ином мире, ради вашего же блага советую вам сотрудничать с нами и всячески нам помогать.

Портрет убийцы

Мы не знали, насколько активное содействие и какую помощь стоило ждать от Эфсун и Омера. Но после пламенной речи Али мы вынуждены были покинуть эту уставленную книгами просторную комнату. Тем не менее я попросил о встрече с их матерью — Мелек-ханым. Удивительно, Эфсун даже не пыталась протестовать. По узкому коридору она отвела нас в соседнюю комнату: там не менее двадцати женщин, воздев руки к потолку, вполголоса читали молитвы. Среди них на кровати сидела Мелек-ханым. У нее не было той выдержки, какой могла похвастать ее дочь, но и злости брошенной жены в ней тоже не было. Заметив нас, женщина попыталась прикрыть платком парализованную часть лица, но слезы, катившиеся из ее голубых глаз, прикрыть было нечем. О чем или о ком она плакала? О муже, который оставил ее и стал причиной недуга? Или о своей тяжелой судьбе?