Стамбульский ребус

— Кто-то из ваших коллег? Нет, не думаю. Скорее всего, убийца хочет оставить нам послание. — Я сделал паузу, припоминая слова, сказанные ею ранее. — Вы ведь упоминали что-то подобное?

Женщина запаниковала. Наверняка посчитала, что сболтнула что-то лишнее.

— Чт… что я упоминала?

— Постойте, не переживайте так. Вы не сделали ничего плохого.

Я попытался успокоить ее, но, признаться, был очень рад, увидев такое замешательство.

— Я не переживаю, о чем вы? — ответила она, изо всех сил стараясь казаться невозмутимой. — Просто пытаюсь вспомнить, что именно я говорила.

— В участке, прямо у меня в кабинете несколько часов назад. Вы сказали тогда, что у убийцы есть для нас какое-то послание. Я с вами абсолютно согласен.

Вроде бы она успокоилась.

— Ну конечно, теперь вспомнила. Я по-прежнему думаю, что так оно и есть. Только представьте, Невзат-бей. Вы убиваете двоих. Первое тело оставляете в месте основания города, в ладонь жертвы вкладываете монету с изображением царя Визаса. Второе тело подбрасываете к основанию колонны Константина — императора, сделавшего город столицей Римской империи. В руке трупа оставляете монету с профилем Константина. По-моему, очевидно, что до нас пытаются кое-что донести.

— Однозначно соглашусь, но что именно?

Я ждал ее ответа, но его не последовало. Тогда я предложил собственную гипотезу:

— Может, они пытаются сказать нам, что люди, разрушающие и оскверняющие город, заслуживают смерти? Не поймите неправильно, но наше расследование и предоставленная вами информация заставляют меня думать, что ваш бывший супруг в каком-то смысле предал город… — Немного смутившись, я посмотрел на Лейлу: знал, что мои слова были ей неприятны. — Надеюсь, я не слишком резко выразился?

— Нет, — ответила она без колебаний. — Недждет и правда предал. И не только город, но и собственные идеалы. — Тут она замолчала, а потом повернулась и с нескрываемым интересом спросила: — Что насчет второй жертвы? Мукаддер Кынаджи… Вам удалось что-нибудь узнать?

— Да, сегодня после обеда я пообщался с его дочерью, Эфсун-ханым. Она призналась, что отец был замешан в каких-то махинациях. Самое интересное то, что Недждет и Мукаддер были знакомы. Во всяком случае, по ее словам.

Она была невозмутима.

— Вы знали?

— Понятия не имела. Но ничего необычного в этом не вижу. Один — градостроитель, другой — археолог и историк искусств. Оба были экспертами в одной комиссии.

— И оба знали Адема Йездана.

Эта столь ценная для нас информация не произвела на нее никакого впечатления.

— Об этом тоже его дочь рассказала?

Лейла вела себя подозрительно. Скрывала мысли и чувства. Да еще и разнюхивала, с кем я беседовал и что узнал.

— Да, — сказал я, делая вид, что не подозреваю ни ее, ни ее приятеля. — Эфсун рассказала.

— Она тоже считает, что Адем Иездан виновен?

Я почувствовал нотку радости в ее голосе. Кажется, расследование шло так, как я того и хотел.

— Не совсем. Говорит, что не знала его. Скажите правду, какие у вас с ним отношения? Вы знакомы? Вроде вы немного рассказывали о нем, но сейчас нужны подробности. Он как-то связан с незаконными делами? Или просто шельмец, который все законодательные пробелы оборачивает в свою пользу?

Она не стала отвечать, вместо этого показала на здание, на котором висела вывеска с красной подсветкой: «Музей турецкого и исламского искусства».

— Если хотите, пойдемте во дворец Ибрагима-паши[26]… Там сможем спокойно поговорить.

— Это же музей!

— Сейчас — да, — сказала она, и в ее голосе опять послышались уверенность и привычка всеми руководить. — Но около четырехсот лет назад это был дворец Ибрагима-паши, визиря и друга детства султана Сулеймана.

Не дожидаясь, пока я спрошу еще о чем-нибудь, Лейла пошла к музею. На мгновение она напомнила мне мою мать, а я, кажется, почувствовал себя ребенком. Не буду лгать, мне стало от этого немного не по себе. Ведь я уже далеко не ребенок, а Лейла — не моя мать. Она отличный эксперт, и это основная причина нашего общения. С другой стороны, она — подозреваемая. Нравится мне это или нет, я должен был внимательно слушать все, о чем она говорит. Надо понять, куда она пытается меня завести и что скрывает. Поэтому сейчас вопреки желанию я пошел за Лейлой. Точно так же, как в детстве таскался по музеям за своей мамой.

Кровопийца

Музей турецкого и исламского искусства уже закрылся для посетителей. Но персонал хорошо знал Лейлу Баркын, так что никаких проблем с входом у нас не возникло. Все, с кем мы сталкивались — от уборщиков до охранников, — радостно приветствовали нас.

Поднявшись по крутой лестнице, мы вышли на большую террасу. Лейла с восторгом смотрела на старое каменное здание.