Станешь моей?

– Анита, – качаю я головой. – Я сейчас сломаю тебе что-нибудь и никуда ты не уедешь, будешь лежать в лазарете.

– Его это вряд ли остановит, Ева, да и тебя тоже. Но, в шале вы полетите и не завтра. Ты же слышала сказал: иммунитет на все дни. И, – наклоняется она к самому моему уху, – у меня тоже месячные. Поэтому меня и спросили согласна ли я сегодня. А ещё, – она воровато оглядывается, – это будет не Адам.

– А кто? И ты согласилась? – не успеваю я задавать свои вопросы, теснящиеся в голове.

– Ещё как, – хмыкает она и снова приникает к моему уху. – И мне плевать кто. И плевать, даже если он будет не один. Главное, я уеду отсюда с суммой, которой нам хватит жить безбедно пару лет, а главное, свалить на хер из этого Йемена.

– Ты из Йемена? – округляю я глаза.

– Тебя это удивляет? – хмыкает она.

– Нет, нет, это личное, – сжимаю я её руку. – Мой отец погиб под Хадейдой.

– Это север. А я живу в Эль-Гайде, на юге. И я читала твою газету. Мне очень жаль. Я тоже знаю, что такое остаться без отца. Но ты правильно сказала: у нас у каждой – своя история. Удачи тебе, Ева, – обнимает она меня. – Мне ещё нужно собраться. Я пойду.

– Удачи тебе, Анита, – крепко-крепко прижимаю я её к себе, а потом отпускаю.

– Расскажи ему ту книгу, что ты взяла у меня, – машет она рукой на прощание.

«Преступление и наказание?» – едва сдерживаю я слёзы. Но на мне такой яркий макияж, что плакать никак нельзя. Нельзя.

И чтобы отвлечься, я забиваюсь подальше в уголок и достаю записку Аниты.

Пробегаю глазами. Потом перечитываю. И снова перечитываю. Хотя там всего несколько предложений, но они об Адаме. И, кажется, я знаю под каким соусом подам ему эту нелёгкую историю преступления и наказания, которая так неожиданно оказалась созвучна его судьбе.

Спрятав записку, я вытягиваю шею, высматривая его поверх голов и тут же натыкаюсь на его взгляд. Забыв про застенчивость, поднимаю руку.

«Иди сюда», – молча, как настоящий султан, подзывает он меня.

– О чём будет твоя история? – позволяет поцеловать руку, прежде чем разрешает присесть у своих ног.

– О тебе, о, великий султан, – улыбаюсь я. – Но тебе придётся слушать очень внимательно, чтобы себя узнать.

Глава 24. Адам

– Нет, ты явно не тот парень, что убил двух старушек топором, а потом признался и отправился на каторгу, – ржёт Эван, захлопывая свой ноутбук.

Я не сильно и надеялся, что он поможет мне разгадать Евину загадку и понять кто же из героев книги для неё я: мечущийся Раскольников, то несущий пафосные бравады, то впадающий в уныние, или может, следователь Порфирий Петрович, чудаковатый и милый, но с душой инквизитора. Или… даже не знаю. Я посмотрел только фильм, но, видимо, придётся читать.

В одном Эван прав: причину, по которой я склоняюсь к Раскольникову, Ева не может знать.

«Она и вообще ничего обо мне не знает», – откладываю я книгу, и тяжело вздохнув, вытягиваюсь на диване прямо в смокинге, что одел для вечера, и закрываю глаза.

Десять человек, из них четверо наших военных и шесть мирных жителей, погибли по моей вине. Единственное, что меня оправдывает: я подчинялся приказу, а не пошёл решать свои проблемы с топором за счёт других. Но я не принял это оправдание. Иначе летал бы до сих пор. Я уволился. Расстался с карьерой военного навсегда. И только поэтому теперь здесь.

Здесь. В родительском доме, в гостиной, где мы в детстве играли с Эваном в прятки, в родных стенах, где я теперь лишь гость, которому он любезно позволяет пользоваться своим гостеприимством. До поры до времени.

– Мне кажется, она просто с тобой пошутила, – откидывается он к спинке стула, имея в виду Еву. – И так заставила думать о себе.

«Можно подумать, я о ней забываю хоть на секунду», – усмехаюсь я.

– Как ты пошутил с Кармен? – и даже глаза могу не открывать, знаю, как скривилось сейчас лицо брата.

– Да заплатил я ей, заплатил. Ты достал! Третий день одно и то же!

Скрип отодвигаемого стула. Его нервные шаги по паркету стихают на мягком ковре. Звон хрустального графина. Плеск жидкости в стакане.

– Да, я перестраховался. Да, побоялся, что ты сбежишь. Знал, что она пойдёт к тебе, а ты заступишься. Вот и подумал, что поторгуемся.

– Да ни хрена ты не боялся, – открываю я глаза, потому что он стоит прямо надо мной.

– Ну вот видишь, и это ты тоже знаешь, – протягивает он бокал.

– Не люблю бурбон, – отворачиваюсь я.

– Как знал, – улыбается он, доставая из-за спины бутылку пива. И когда я сажусь, занимает место рядом со мной. – Дам, может, хватит? Я показательно уволил Кармен. Ты подсунул мне бабу с течкой, – брезгливо морщится он. – Мы квиты.

– И ты с достоинством принял вызов, – хмыкнув, открываю я бутылку и делаю большой глоток.

– Это был полезный опыт. И, знаешь, не самый худший для шоу.

– Не удивил. Я всё думал, как же ты выкрутишься? До последнего, даже когда девчонку лично предупредил, что это буду не я. Но надеялся, ты всё же пойдёшь сам. Но ты нанял порноактёра. Мужик! – протягиваю я ему бутылку.