Станешь моей?

Но я делаю ровно столько глотков на сколько хватает дыхания, вытираю рот рукой, а потом только поворачиваюсь к нему:

– Да.

– А ты её об этом спросил: нужен ли ты ей? – не сводит он с меня глаз. – Уточнил: почему она попросила тебя оставаться в рамках правил шоу?

– Потому что она правильная хорошая девочка. И не знаю, зачем ты завёл эту бадягу, – вздыхаю я. – Но ты же всё равно не успокоишься пока не скажешь. Давай, жги! Ну? И о чём она попросила тебя? – снова опрокидываю я в рот бутылку.

– Мне она сказала: «Пусть ты будешь первым».

«Что?!» – я не просто давлюсь пивом, я давлюсь им, словно сделал первый в жизни глоток. Кашляю. Мучительно, долго, до слёз. Но горло перехватывает так, что я не могу вздохнуть. У меня с трудом получается просипеть:

– Когда? Когда она тебя об этом попросила?

– Ты знаешь.

Боже! Ничто меня так не бесит, как это его «ты знаешь». И эта его «Yesterday», которую он начинает напевать, пока я продолжаю откашливаться и отплёвываться.

– И всё равно это ничего не меняет, – хриплю я. – Когда Валери разрешит ей ехать, я увезу её в шале и там обо всём спрошу. И получу ответы на все свои вопросы, даже на тот, почему она тебе это предложила, – предупреждающе поднимаю я руку, когда он возражает.

– Нет, Адам, – уверенно качает он головой. Потому что в шале с ней полечу я. Я три дня не вмешивался. Уже четыре, – смотрит он на часы, словно там у него стоит счётчик. – Просто наблюдал за ней, за тобой. И знаешь, что понял? Она не уверена.

– Она больна. Она подавлена. В конце концов, они сдружились с Анитой, и она скучает.

– Так что же ты ей не сказал, что это ты вывел Чёрную Пантеру из игры? – хмыкает он. – Не сказал, что больше не трахаешь этих девок. Она с такой тревогой провожает с тобой каждую. С такой болью в глазах. И, наверно, всю ночь думает о том, как ты нам с ними кувыркаешься.

– Откуда бы ей знать, что я вообще их трахаю или трахал? У неё что был ВИП-доступ?

– Ты определённо идиот, – качает он головой. – Хотя бы оттуда, что, во-первых, несмотря на запрет, они всё равно всем друг с другом делятся. Во-вторых, почти все смотрят шоу перед тем как приехать и даже те у кого нет денег на ВИП-трансляцию прекрасно понимают, что к чему. А в-третьих, она приехала из того же городка, что Лорен. Помнишь такую?

– Ещё не забыл, – допиваю я чёртово пиво. – Но что с того? У нас с некоторых столиц было и по три девушки. Одновременно. Но они понятия не имели о существовании друг друга, пока не встретились на шоу.

– А эти были подругами. Лучшими подругами, Дам.

Глава 25. Адам

Что я там говорил про чудесный «семейный» вечер? Вот чем более спокойно и мирно они начинаются, тем хуже и кровопролитнее заканчиваются. А мне хочется Эвана сейчас убить. Хотя я сам себе повесил на шею эту петлю, даже не подозревая, что найду ту, о которой не смел даже мечтать, именно на шоу. Но его мало убить уже за то, что он всегда и всё использует в своих целях.

– Жаль, что я не придушил тебя ещё в утробе, гадёныш, – швыряю я бутылку с недопитым пивом в стену.

– А я ни капельки не жалею, что ты появился на свет. Ты доставляешь мне столько удовольствия, – счастливо улыбается он. – Но ты всегда был вторым, Адам. И всегда будешь вторым. Тебя щедро наградили душевными качествами, из-за которых все твои беды. Но обделили умом. Эта девочка слишком хороша для тебя. Умна, чиста, безумно хороша собой.

– Ага, она же читает Достоевского, – хмыкаю я. – Куда мне.

– Увы. Смирись, Адам. Она влюблена, да. Но не в тебя. И она плюнет тебе в лицо за то, что ты сделал с её подругой. А чёртова Лорен никогда не была послушной. И она рассказала ей всё. Всё!

– Откуда ты знаешь?

– О, боже! – закатывает он глаза. – Догадайся, а? Сколько раз тебя контузило в твоей армии? Мне кажется, даже в детстве ты был умнее. Хотя, – наливает он себе ещё, – кажется, я начинаю догадываться, почему отец отдал тебя в балет. Уже тогда он понял, что толку от тебя не будет. На тебя так, только посмотреть. Остального не доложили.

– Да, не доложили. Особенно твоей говнистости, Эван. И знаешь, всегда хотел спросить: если ты появился на свет первым, то почему Адамом назвали меня?

Мне кажется, я слышу, как скрипят его зубы, когда напрягаются желваки, но он молчит, проявляя свою выработанную годами сдержанность. А может ему с детства просто не хватало смелости взять и дать сдачи, а тем паче первому взять и ударить меня? Он всё больше ныл и бегал жаловаться. А потом стал говорить, что это сила характера – выдержка.

– Знаешь, если бы ты просто сказал: «Дам, я люблю её!» я бы ни секунды не стоял у тебя на пути. Я бы смирился, отошёл в сторону, благословил ваше счастье. Но ты сказал: она – никто, такая же как все. Поэтому отвали, Эван! Или я…

– Что? Взорвёшь меня вместе с этим ненавистным дом, как тех несчастных людей, на головы которых ты сбросил бомбу? Разметаешь на куски, как тех солдат, что ждали помощи, а получили удар в спину?

– Заткнись, сука! – стискиваю я кулаки, подходя к нему вплотную.