Станислав Лем – свидетель катастрофы

1 июля 1980 года правительство Бабюха ввело коммерческие цены на мясо и мясные продукты. Разумеется, то и другое тут же подорожало, но власти формально были ни при чем. Однако рабочих было не провести, и они начали повсеместно устраивать забастовки, верные принципу «не остановишь [производство] – не добьешься». Уже на следующий день Комитет защиты рабочих призвал организовывать стачкомы и не выходить с территории предприятий на улицы, чтобы не давать пропаганде повода обвинять манифестантов в грабежах. Поначалу представителям правительства удавалось гасить недовольство обещаниями, отчего Герек так успокоился, что улетел на отдых в Крым. Дирекции заводов и фабрик, осмелев, начали увольнять забастовочных активистов, особенно связанных с подпольными профсоюзами. На гданьской верфи им. Ленина среди прочих уволили несговорчивую крановщицу Анну Валентынович, причем сделали это всего за пять месяцев до ее пенсии. Столь откровенное наплевательство на интересы трудящихся вызвало новую забастовку. Дирекция пошла на уступки, и Лех Валенса, который возглавлял стачком, объявил об окончании акции протеста. Но тут произошло неожиданное: рабочие потребовали продолжать стачку до тех пор, пока не вернут на работу уволенных с остальных предприятий города. Спустя два дня на верфь пробрались делегаты других стачкомов, и образовался Межзаводской забастовочный комитет. На воротах верфи протестующие вывесили список требований, а еще украсили решетчатые створки иконами и портретами римского папы. В тот же день на верфи появились деятели «Знака» и Комитета защиты рабочих, сформировавшие экспертную группу при Валенсе. Они огласили воззвание 64 варшавских деятелей культуры с призывом к властям начать переговоры с протестующими. Возможно, на призыв не обратили бы внимания, если бы там не стояли подписи таких людей, как Роман Братны, Ежи Шацкий и Стефан Жулкевский – абсолютно лояльных строю и никогда не участвовавших в оппозиции. Позднее к воззванию присоединилось еще несколько десятков представителей культуры со всей Польши, в том числе Щепаньский (Лем опять предпочел остаться в стороне). Дело приняло серьезный оборот, – тем более что приближался праздник Успения Богородицы, на который в Ясногурском монастыре Ченстоховы всегда собиралась масса верующих. Политбюро испугалось, что церковники, чувствуя поддержку Иоанна Павла II, могут призвать к свержению строя. Герек срочно вернулся в Польшу и встретился с главой католической церкви в Польше, кардиналом Стефаном Вышиньским. Результатом их беседы стала умиротворяющая (да еще отредактированная на телевидении) проповедь кардинала, с которой он обратился 26 августа из Ясногурского монастыря. Про кнут власти тоже не забывали, отправив за решетку несколько известных диссидентов. Герек на всякий случай еще раз сменил премьера. Но лавину было уже не остановить: несмотря на информационную блокаду и отключение телефонных линий в городах Побережья, к Межзаводскому комитету присоединялись всё новые предприятия. Более того, во Вроцлаве появился еще один межзаводской стачком. 27 августа забастовали Лодзь и Варшава, а в угольной столице Верхней Силезии, городе Ястшембе-Здруй, возник третий межзаводской забастовочный комитет! Делать было нечего, и 30 августа посланец правительства подписал в Щецине договор, признававший местный независимый профсоюз. На следующий день аналогичное соглашение подписали и в Гданьске. Это был удар по всей системе, не предусматривавшей независимых от партии организаций. 5 сентября ЦК отправил скомпрометированного Герека в отставку, выбрав на его место Станислава Каню, который имел репутацию жесткого человека. Но Каня не мог все откатить назад, поэтому бессильно наблюдал, как 17 сентября, в символический для Польши день, делегаты стачкомов со всей страны образовали в Гданьске единый самоуправляемый профсоюз под названием «Солидарность». И чтобы ни у кого не возникло иллюзий, ему придали не отраслевую, как в обычном профсоюзе, а региональную структуру, как в партии.