Старая русская азбука

Оба брата моей бабушки погибли на войне. Один ушёл на войну со своим старшим сыном. Сын погиб. Следов их я не нашёл.

ИДЕАЛ-АТЕИЗМ

Мой отец, стихийный атеист и убеждённый идеалист, с конца 1970-х повторял: «надо смотреть на обыденную жизнь “со звезды” – иначе в ней нет и не видно смысла». Кажется, он имел в виду не только моральный закон, но и большую историю, которая тогда опять началась.

МОЛОКО

Этак в детстве принесёшь домой бидон разливного молока производства местного молокозавода, ан молоко горчит. «Коровка вчера что-то полыни наелась», – безошибочно говорит моя мать, поминая свою любимую домашнюю корову Зорьку, тихую и умную, всегда самостоятельно приходившую домой из стада.

ОТЕЦ

Мой отец, русский художник-самородок, почти проснувшийся готовым художником в юности от первого же пленэрного знакомства с Павлом Радимовым, учеником Фешина, Поленова, Репина, он был и страстным книжником и рассказчиком. Но мой отец не любил Достоевского. Тем бесценней то, что он подарил нам с братом счастье вырасти с наилучшим, академическим собранием Достоевского. Вспоминаю его первый том и себя пятнадцатилетнего – и с предвкушением жду того возможного конца, что Бог даст мне встретить с перечитываемым Достоевским.

…И с раннего моего детства отец подарил мне усыпанных постраничными чтениями и часовыми рассказами из мемуаров – пошаговых и постраничных, потом – покартинных – Левитана, Серова, Врубеля, Рембрандта, Рубенса, Тициана, Веласкеса, Иванова, Коровина, Малявина, Архипова. и десятки малых, но великих.

В той точке земли, где вся мыслимая цивилизация была – шахтёрская советская власть и уже затухающее дыхание убиенного крестьянства. Я никогда не сравнюсь с отцом в том, что он сделал для меня.

ЖЕНА

Всякая твоя жена – твоё подсознание, твоё «второе я», твоё зеркало. Можешь рассмотреть и познакомиться.

РОДИТЕЛЬСТВО

Молодой родитель растёт вместе с детьми, всё открывая впервые и заново.

Взрослый родитель не может не видеть, как с младенчества строится и предопределяется внутренняя история душ его детей.

И тщится максимально спасти их от будущей боли, которую уже несёт в себе сам.

ВОПРОС О ЦЕНЕ НЕ ПРАЗДНЫЙ

Моё личное научное творчество оплачено самоотверженным жизненным подвигом моих родителей и моего старшего брата, не говоря уж о подвиге войны и выживания моих предков в целом. Не говоря уж о судьбе моего ангела. Это кладёт тень и свет на очень многое:

Взгляни на ниву: пашни много,
А дня немного впереди.
Вставай же, раб ленивый Бога,
Господь велит: иди, иди!
Ты куплен дорогой ценою,
Крестом и кровью куплен ты…

(Хомяков)

ПОДЕЛКИ НА ПОЛКАХ

Пока я был юн, отец мой аккуратно – как легендарно аккуратно делал он всё – собирал мои рисунки в отдельную папочку. Я стыдился их, становясь в душе всё более выдающимся рисовальщиком. Мой отец умер и я не успел.

Пока взрослел, я с растущим удивлением наблюдал, как с растущим упорством мать моя собирает мои детские поделки, храня их на видном месте, гораздо более видном, чем мои издания и сочинения.

Пока я искал себя, мой старший брат, внимательно присматриваясь – как всё, что он делал в жизни – собирал мои первые издания, кривые, раздавленные пафосом.

Росло число моих детей, рисуя, чертя и клея. Но в шкафу у моей матери мои поделки стояли твёрдо, как памятники.

Мой брат умер и, разбирая его багаж, где в финале последнего дня на прикроватном столе были «Сахарна» Розанова, «Страх и трепет» Кьеркегора и «Coda» Led Zeppelin, я вспомнил, сколь мало было нам нужно, чтобы сразу выбрать своим любимейшим чтением «Петербург» Андрея Белого, «Пятую язву» Ремизова и максимы Шкловского: они держат в себе пространства.

Дети пошли в рост, оставляя на полках свои поделки, находя на верхней Василия Розанова. Моя мать умерла.

Я выставил поделки и рисунки впереди книг.

ДЕТСКАЯ ЭТНОГРАФИЯ

Прошло 50 лет и моя дочка принесла из детского сада заклинание точно в том же виде, как знал его я.

Мирись, мирись, мирись
И больше не дерись.
А если будешь драться,
Я буду кусаться.
А кусаться не при чём,
Буду биться кирпичом.
А кирпич ломается —
Дружба начинается.

(сцепившись мизинцами)

ИЗ ДЕТСТВА

Простыня, высушенная на морозе, раскололась надвое.

Ветхая простыня, выжимаемая двумя (моей матерью и мной ей в помощь), разорвалась пополам.

ГЛОБАЛИЗМ

Как-то после окончания школы я встретил нашу школьную техничку на улице: она шла, останавливаясь, чтобы кому-то в небе помахать рукой. Когда я поравнялся с ней, она узнала меня и сказала, показывая в небо: «Солнце – наша планета!»

ДЕТСКИЙ ПАТРИОТИЗМ