Франция / Национальный праздник — II
Большую часть своей жизни я прожил командиром, по-моему, перенёс командирские привычки и в старость. История с водкой меня возмутила, но я не.
А когда мы прилетели, то в Шереметьево нас с Фифи сняли на видео менты и вывесили на ментовских телеграм-каналах «Кремлёвская прачка» и «Товарищ майор». Впрочем, с дружелюбными в мой адрес комментариями. Мол, «есть ещё порох в пороховницах». Фифи выглядела на ментовских видео стремительной, целеустремлённой и отвратительно молодой. И они не снимали её с лица, что вызвало у моих охранников подозрения.
После ментовских видео (не знаю, ждали ли менты в аэропорту именно меня, или я случайно им подвернулся) я стал думать о Фифи углублённее, чем обычно.
То, что мне только казалось в поездке с Фифи в Крым, — её своевольность, упрямство и другие железные качества — подтвердилось в эту поездку в Paris.
Едучи в автомобиле из аэропорта по Москве, я сказал ей: «Ты такая противная!» И она действительно «противная». Она действительно противная временами. Ей-богу!
А когда с ней находишься подряд несколько дней, то она становится всё упрямее и неприятнее. Спорит по всякому поводу. В ночь с 17-го на 18-е я, помню, впервые подумал, что она приносит мне негативные эмоции.
Половину времени в Paris она меня не слушала и хамовато шагала впереди, а ведь уговорила меня поехать, чтобы я показал ей «мой Париж», и хотела услышать о «моём Париже» от меня.
Я не то что зол, я бывал на неё зол и раньше, я просто узнал её ближе, и её характер мне поближе совсем не нравится. Я правильно сказал ей, что она противная. Я, полагаю, её и испортил. Ей было неприятно обсуждать наши отношения, я и не обсуждал. А видимо, напрасно было. И простил ей её гадкое поведение в два часа ночи Нового года — 2019-го.
Франция / Жара
Мы сидим в саду Тюильри. У двух статуй, стоящих углом. Я снял туфли, жара такая, какой мне хотелось с прошедшей зимы, когда я похудел до 52 килограммов и по-зимнему умирал, глядя из окна клиники.
Жара, от которой ломит кости лба и обожжены предплечья. Фифи сидит ко мне вполоборота, как вечная жизнь, и изучает меня. Я как отступающий солдат Наполеона, вдруг окунули меня в жару. За спиной — стеклянная пирамида, впереди — обелиск на Place de la Concorde, а ещё вдали, в мареве, — каштаны на Champs-Elysees.
О чём-то мы спорим.
Как-то Фифи сказала остроумно: «Я твой чёрный пёс, Фауст! Зовут меня Мефистофель, при желании могу опять превратиться в чёрного пса».
Я запомнил.
Мой чёрный пёс сидит и умничает вдоволь. У моего правого туфля изорвалось
— что, как его зовут, эту часть туфля, куда втыкают конец ремешка? Ни на одном из трёх языков не знаю. Ни по-русски, ни по-английски, ни по-французски. Чувствую себя червяком, пытающимся встать на ноги. Мефистофель тоже не знает.
— Господи, ты ходишь в верблюжьих носках?! — восклицает Мефистофель.
— А что такого? Верблюжьи носки хороши и в жару, и в холод.
— Первый раз слышу…
Проходят туристы. Каждый представляет из себя индивидуальность, кто китаец, кто нет.
Двигаемся, я предлагаю ей посмотреть на обелиск. Потом обернуться на стеклянную пирамиду. Потом — ещё раз на обелиск. Теперь прижмурь глаза, и увидишь Триумфальную арку. Вдали. Это называется перспектива, Мефистофель!
— Действительно, — радуется она, — всё в одну линию. У нас в России этого нет.
Подхожу к бассейну, становлюсь на колени и опускаю голову в воду.
— Она же грязная! В ней птицы купаются!
— Зато прохладная. Как хорошо!
Под деревьями бар. Столики. Наглый высокий бармен. Воды он, видите ли, нам не принесёт. Приходится брать пиво.
— Ну его нахер, — поясняю я.
Едва допиваем пиво и идём дальше, целясь выйти из сада на Place de La Concorde.
По пути встречается ещё один бассейн. Замираем у него, загипнотизированные жарой. Остановись, мгновенье, ты раскалено, хватило бы этой накалённости на нудную русскую зиму.
Франция / Жара — II
Проходят туристы. Каждый представляет из себя индивидуальность, кто китаец, кто нет. Туристы примыкают к очереди за мороженым. У ворот, ведущих на Place de La Concorde, — писсуар. Не помню уж, сколько стоил. Слабый запах мочи, дамы из дамского выходят, мэки из мужского. И входят в жару. Мы обходим площадь слева, вдоль Сены. По дороге к Сене я показываю ей, где стояла гильотина, где казнили 21 января Людовика XVI.
— Да ты что, правда?!
Франция / Paris / Кажется, 16 июля 2019 года
Они мне совсем мало платят. Ну публикуют, и то хорошо. Ах, вот почему они мне так мало платят, у них шикарный адрес в самом центре, в сотне шагов от Люксембургского сада. Аренда офиса по такому адресу стоит очень и очень недёшево. Какой адрес? A Rue Crebillon, в шестом аррондисмане, совсем рядом с театром Одеон. Вы воскликнете: «Ни хуя себе!» Воскликнете.
Мы пошли туда с Фифи, отсидев утром в Люксембургском саду на их салатных железных стульях. Я думал, искать придётся долго. А ничего не пришлось. Сразу и вышли.