Старлинг Хаус

— У невезения обычно нет эпицентра. Вот, давай я тебе покажу. — Она наклоняется, чтобы порыться в пластиковом ящике у своих ног, а я смотрю в окно. Хэл — медлительный водитель; мы все еще находимся не менее чем в миле от главных ворот, и фальшивый яблочный сироп освежителя воздуха скользит по моему горлу, сворачивая желудок.

Блейн кладет мне на колени гладкий белый планшет и просматривает спутниковую карту в зеленых и коричневых тонах. Я никогда не видела Иден с такого ракурса, но узнал пышную зелень земель Старлингов, отделенных от земель Грейвли лишь мутной лентой реки. С этой стороны электростанция похожа на знак урожая, на ряд кругов и полос. Пруд с золой — чернильное пятно на чистом листе могилы Большого Джека. Бев говорит, что они похоронили его со всеми внутренностями и жидкостями внутри, и поэтому на этой земле ничего не вырастет, сколько бы удобрений и овсяницы они ни распыляли.

По всему снимку разбросаны маленькие красные точки, обозначенные длинными строками букв и цифр. К северному концу города точки сгруппированы более плотно, как муравьи вокруг пустого квадрата земли. Должно быть, снимок сделан зимой, потому что я вижу бледную кору большого платана, стоящего перед Старлинг Хаусом.

Бейн протягивает руку, чтобы провести пальцем по экрану. Там изображен газетный заголовок 2000-х годов: ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА ПОГИБЛИ ПРИ ВЗРЫВЕ НА ЗАВОДЕ; ИНСПЕКТОРЫ УКАЗЫВАЮТ НА ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ ДЕФЕКТ.

Она снова проводит пальцем по экрану. Скриншот из газеты Боулинг-Грин Daily News⁶⁷, описывающий кровавый инцидент на шахте, где стрела упала на четверых рабочих. Она пролистывает снова и снова, заголовки сливаются воедино, превращаясь в литанию несчастий: ПОЖАР В ЦЕРКВИ ВСЕ ЕЩЕ РАССЛЕДУЕТСЯ; ИСТОРИЧЕСКОЕ НАВОДНЕНИЕ ПРИВЕЛО К РАЗРУШЕНИЯМ; ЧИСЛО ПОГИБШИХ В САНАТОРИИ ГРЕЙВЛИ⁶⁸ РАСТЕТ. Аварии и самоубийства, передозировки и скопления рака, пропавшие дети, обрушившиеся воронки и несчастные случаи. Некоторые из них выглядят совсем новыми, взятыми из интернет-газет, а некоторые настолько старые, что бумага на них цвета слабого кофе.

Экран распухает и искажается в моем поле зрения. Я закрываю глаза от внезапной тошноты, а когда снова смотрю на планшет, там оказывается фотография Мад Ривер зимой. На берегу стоят люди в форме, их плечи расправлены, словно против сильного ветра, хотя я знаю, что в то утро воздух был совершенно неподвижен. В воде позади них, чуть виднеясь над размытым течением, стоит вишнево-красный бампер Corvette 94-го года.

Однажды она сказала мне, что я была зачата на заднем сиденье этой машины. Бог знает, откуда он взялся или что она за него выменяла.

Заголовок, кажется, поднимается ко мне, нависая над экраном, набранный крупным шрифтом: КОНСТЕБЛЬ МЭЙХЬЮ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО МАТЬ ДВОИХ ДЕТЕЙ СЪЕХАЛА В РЕКУ. Бейн плавным движением ногтя отчеркивает первую строчку статьи.

— Джуэлл, — мягко говорит она. — Какое красивое имя.

А потом я тону.

Мне пятнадцать, и холодная вода льется через лобовое стекло. Бардачок открыт, из него вылетают бутылочки с таблетками и пластиковая посуда. Мама рядом со мной, ее конечности мягко дрейфуют, волосы путаются в липком ловце снов, который она прикрепила к крыше машины. Я тянусь к ее руке, а ее пальцы скользкие и вялые, как мелюзга, и я, наверное, закричала бы — мама, ну же, мама, — но слова не могут пробиться сквозь реку во рту. А потом все становится очень тихо и очень темно.

Я не помню, как отпустил ее руку, но я должна была это сделать. Должно быть, я вычеркнула ее имя из списка в своей голове и поплыла к поверхности, оставив ее на дне реки, потому что следующее, что я помню, — это рвота на берегу. Глина под ногтями, скрежет на зубах, лед в груди. Блеск электростанции сквозь голые ветви, холодное солнце, которое отказывалось вставать.

Я ушла в себя, погрузившись в сон, и во сне мне было совсем не холодно. Я не была невезучей дочерью невезучей матери, случайно выброшенной на берег ядовитой реки. Во сне меня крепко, надежно и тепло держали несуществующие руки.

Позже медсестра скорой помощи сказала мне, что именно так чувствуешь себя перед тем, как замерзнуть до смерти.

Меня выписали через сорок восемь часов, но еще несколько недель после этого я чувствовала холод в самом центре, как будто что-то в моей груди так и не оттаяло. Я даже вернулась в больницу и заставила их сделать рентген легких, но они сказали, что все в порядке. Наверное, так и должно быть, чтобы узнать, какой ты человек; чтобы понять, что ты сделаешь, когда окажешься на грани между жизнью и смертью.

— Опал? — Бейн произносит мое имя мягко, как будто беспокоится обо мне, как будто не она спроектировала весь этот больной опыт. Мне хочется впиться ногтями в ее щеки. Мне хочется открыть дверь машины и выпрыгнуть наружу, а не задерживаться еще на секунду в конфетно-яблочной вони этого автомобиля.