Старлинг Хаус

Я должна что-то сказать, прочистить горло или зашаркать босыми ногами по траве, но я этого не делаю. Я просто стою, едва дыша, и смотрю. С его лица исчезла вся извилистость, оно смягчило линию бровей и дугу носа, разжало губы. Его руки нежно обхватывают хрупкие корни цветов. Уродливый, задумчивый зверь, которого я встретил по ту сторону ворот, полностью исчез, сменившись человеком, который нежными руками ухаживает за могилами своих родителей, выращивая цветы, которые никто никогда не увидит.

Дом выдыхает мне в спину. Сладковатый ветерок убирает волосы за ухо и склоняет головки маков. Артур поднимает глаза, и я знаю, что, как только он увидит меня, его лицо исказится, словно кто-то повернул ключ в его плоти и запер его против меня — но этого не происходит.

Он замирает, как замирают в сумерках лисы, которые не хотят исчезать. Его губы раскрываются. Глаза у него широкие и черные, и помоги мне Бог, но я знаю этот взгляд. Я слишком много раз голодала, чтобы не узнать изголодавшегося, когда он стоит передо мной на коленях в грязи.

Я некрасива — у меня кривые зубы и подбородок, как лезвие, и на мне одна из старых футболок Бев с оторванными рукавами и мазками Античной Яичной Скорлупы спереди, — но Артур, похоже, этого не знает.

Он смотрит на меня ровно столько, чтобы я успела подумать, написав отчаянным курсивом: Блядь.

Затем он закрывает глаза, и я понимаю, что это тоже так; так выглядит, когда ты проглатываешь весь свой голод. Когда ты хочешь того, чего не можешь иметь, и тогда ты закапываешь это, как нож между ребрами.

Артур стоит. Его руки деревянно и неловко свисают по бокам, а глаза похожи на впадины. Свет все еще теплый и медовый, но, кажется, он больше не касается его.

— Что ты здесь делаешь? — В его предложении нет ни одного вопросительного знака, как будто все знаки препинания превратились в точки.

— Я не имела в виду… это… — Мой взгляд переходит на надгробия у него за спиной, а затем в сторону. — Просто я заблудилась в доме и каким-то образом оказалась здесь.

Плоть его лица искажается, натягиваясь на кости. Это та самая горькая ярость, которую я видел столько раз, но я больше не уверен, что она направлена на меня.

— Я… — Я не знаю, что хочу сказать — я понимаю, или я не понимаю , или, может быть, мне жаль, — но это неважно, потому что он уже жестко шагает мимо меня. Он останавливается у стены Старлинг Хауса, его силуэт рябит в окне. Затем быстрым, бесстрастным жестом он ударяет кулаком в стекло.

Я вздрагиваю. Артур убирает руку из зазубренной дыры. Он заходит за угол, сгорбив плечи, а его левая рука в крови и грязи. Дверь захлопывается, и ветер печально свистит сквозь отсутствующий зуб оконного стекла.

Я не следую за ним. Мне невыносима мысль о том, чтобы оказаться в той же комнате, лицом к лицу с ним, с воспоминаниями о его глазах на моей коже и тяжестью его украденных ключей в моем кармане. Предательство лучше всего работает, когда о нем не думаешь, а сейчас я не могу думать ни о чем другом.

Я проскальзываю мимо двери, хватаю свои ботинки и скольжу в кабину грузовика. Я сильно прижимаюсь лбом к рулевому колесу, вдавливая пластик в череп, и твердо напоминаю себе, что я здесь ради денег. Что Артур Старлинг, его тайны и его тупоголовые глаза — какими бы пылкими, какими бы хищными они ни были — не входят в мой список. Сегодня пятница, и Элизабет Бейн будет ждать ответа.

Я достаю телефон и открываю ее последнее письмо. Прости, старалась изо всех сил! Я набираю ответ. Не повезло. Я добавляю неискреннее хмурое лицо и, не успев подумать дважды или даже один раз, нажимаю кнопку «Отправить».

В тот вечер ответа нет. На какое-то время я могу притвориться, что его вообще не будет.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Я достаточно уклонялась от последствий, чтобы знать, когда они приближаются. Я чувствую их как тяжесть в воздухе, как грозовую тучу, громоздящуюся надо мной и поднимающую маленькие волоски на моих руках.

Я провожу выходные в ожидании удара молнии, слишком часто проверяя телефон и огрызаясь на Джаспера по пустякам. Я пытаюсь загладить свою вину, отвезя его в Боулинг-Грин⁸⁶ в кино, но он все время суетится и отвлекается, а когда идут титры, ему «не хочется» пробираться на новый фильм-слешер, идущий на соседнем экране, хотя постер настолько пугающий, что я вижу, как мама закрывает глаза своему ребенку, когда они проходят мимо.

Он заставляет меня ждать, моргая и потея, возле торгового центра Greenwood⁸⁷, пока он снимает муравьев, копошащихся над наполовину съеденным яблоком.

— Как продвигается работа над видео? Новое, я имею в виду, — спрашиваю я.

— Это действительно то, о чем ты хочешь поговорить? — Его тон совершенно нейтрален.

— Слушай, я не знаю, что с тобой, но…

— Закончил на прошлой неделе. — Он небрежно протягивает мне свой телефон, как будто он не показывал мне все свои другие проекты сразу же после того, как закончил их.

Я отхожу в тень и нажимаю play.