Старлинг Хаус

— Я не знаю. Никогда не было подходящего времени для этого, наверное. — Она вытирает пот с верхней губы. — А может, я просто не хотела тебе говорить. Твоя мама была единственной из всех Грейвли, кого я встречала, и они выгнали ее, и тебя тоже. Я взяла тебя к себе. — Я рискую взглянуть на ее лицо и нахожу его таким же жестким и злым, как всегда. Но она придвигает ко мне ногу, так что бока наших туфель оказываются прижатыми друг к другу. — Если ты что-то нашла, ты имеешь право сохранить это¹⁰⁸.

Странное тепло переходит с ее ботинка на мой, бежит по моим конечностям и оседает в груди. Мне приходит в голову, что я ошибалась, что Бев никогда не отворачивалась. Она помогала нам, хотя мы никогда не просили. И если дом действительно там, где тебя любят…

Я не могу закончить мысль.

Бев снова заговорила.

— Ты должна знать. За день до того, как твоя мама встретила Новый год, она пришла ко мне. Мы распили бутылку-другую, и она сказала мне, что ее папа умирает. Она сказала, что собирается поговорить с ним, чтобы все исправить для тебя и Джаспера. Она сказала, что вернет мне долг за все эти годы в комнате 12.

Я выдыхаю, не совсем смеясь.

— Она много чего говорила. — Я помню все эти громкие слова и все невыполненные обещания, которые последовали за ними. Без всякой причины мне приходит в голову, что Артур никогда не нарушал данных мне обещаний.

— Я знаю, но в этот раз все было по-другому. — Бев качает головой и встает. Ее коленные суставы звучат как пулеметы. — Я не знаю, что с тобой происходит, малыш, но если ты когда-нибудь… — Она вздыхает, очевидно, превысив свою годовую норму эмоций для окружающих.

Она тянется к двери кабинета с согнутой шеей и тяжелыми плечами, и мне кажется, что я уже давно не видела ее с высоко поднятым подбородком. Бока ее головы стали лохматыми от небрежности, а тени под глазами углубились до бессонного сиреневого цвета, а я не замечала этого, потому что была слишком занята кроватью.

— Так что насчет тебя?

Она приостановилась с полуоткрытой дверью.

— А что со мной?

— Ты когда-нибудь просила о помощи?

Она почти улыбается.

— Не лезь не в свое дело. Дебилка.

Вывеска ЗАКРЫТО звякает о стекло, когда за ней закрывается дверь.

Я сажусь на бордюр, позволяя солнцу выжечь из меня ненависть, чувствуя себя ковром, вытащенным на проветривание. Я перечитываю благодарственную записку еще несколько раз и пытаюсь представить себе это: Джаспер в чистой темно-синей форме, сидящий за столом без вырезанных на нем бранных слов, дышащий воздухом без угольной пыли. Джаспер, обо всем позаботившийся, вышедший, как корабль, в светлое море лучшего мира.

Я хочу этого, клянусь, хочу. Просто я не вижу себя на этой картинке. Я где-то в другом месте, за кадром или под водой, дрейфую в той пучине, которая поджидает тебя, когда в твоем списке больше ничего нет. Интересно, я действительно злюсь или просто боюсь?

Я достаю телефон из заднего кармана и набираю Почему ты это сделал.

Он может не ответить. Он может притвориться, что не понимает, о чем я. Возможно, он разобьет свой телефон вдребезги и отправится воевать с самим адом, потому что он такой драматичный дурак. Но я жду, утирая пот на тротуаре, слишком крепко сжимая телефон в руке.

Потому что я не хотел, чтобы ты возвращалась.

Я набираю ответ, но не отправляю его. Это слишком похоже на вопрос, а спрашивать — значит надеяться.

Но позже, когда я проснусь от запутанного кошмара из тумана и крови, со вкусом речной воды в горле и формой его имени на языке, я нажму «отправить». Я думаю, ты хочешь этого.

Он не отвечает.

Проходит три дня, прежде чем я перестаю проверять сообщения каждые десять минут, и даже тогда я не могу остановиться. Я держу телефон под прилавком в Tractor Supply, спрятанный за рулоном бумажных полотенец, и мое сердце замирает каждый раз, когда загорается экран. (Это только Джаспер присылает мне фотографии дружелюбных собак или ранних тигровых лилий; похоже, он считает, что меня нужно подбодрить).

Я даже не знаю, на что я надеюсь — на извинения, на мольбу, на повод подойти к его входной двери и спросить, как, черт возьми, он мог позволить мне работать под его крышей четыре месяца, не упоминая о монстрах под половицами, из-за которых, кстати, умерла моя мама.

Но, полагаю, в конце концов ему нечего мне сказать. Он снова один в Старлинг Хаусе, как он и хотел, безумный рыцарь, готовящийся к битве, которую он наверняка проиграет.

Честно говоря, мне повезло, что я так удачно сбежала. Я снова проверяю свой телефон.

— Ты ждешь сообщения? — спрашивает Лейси через мое плечо.

— Скажи Фрэнку, что я ухожу на обед пораньше. — Я засовываю телефон в задний карман и выскальзываю из-за кассы.