Старое платье королевы

— У мэтра Оллена спросите, — желчно ответил Одо. — Я никогда не был в состоянии оценить полет его мысли. Вероятно, oн полагал, что сочетание двух факторов даст больший результат. Ну а после его исчезновения новоиспеченные адепты переиначили все на свой лад. Поскольку же все они примерно одного положения и воспитания, то версия вышла относительно непротиворечивой. Вот если бы в их ряды затесался матросик с океанского парохода или хотя бы дрессировщик из Лугры — тогда я полюбовался бы результатом…

— Какoй ещё дрессировщик? — не поняла я.

— Протеже графини Эттари, мальчик с собакой.

— О!.. Да, он или хотя бы Бим. Молчу уж о Боммарде.

— С легкой руки того мальчика его иначе как док-Бомом и не называют, — сообщил Одо и… клянусь, едва заметно улыбнулся. Самой обычной улыбкой, какая и раньше не часто мелькала на его лице, а теперь и подавно. — Но он не возражает. Кажется, они с Норинцем совершенно счастливы, разгребая грязь, проводя ампутации в условиях полной антисанитарии и наводя эту самую санитарию там, куда сумеют дотянуться.

Он умолк, я тоже не подавала голоса и, честное слово, так хорошо было немного помолчать наедине, без всех этих придворных! Может, Данкир подслушивал, но хотя бы на глаза не показывался…

— Что прикажете делать с задержанными? — спросил вдруг Одо. — Учтите, ситуация осложнена тем, что многие из них — родственники наших министров или хотя бы их супруг, пускай и не самые близкие.

— Хотите сказать, за них будут ходатайствовать?

— Непременно. Но я все равно настаиваю на виселице.

— Одо!..

— Шучу. Кто же вешает потомственных дворян? Расстрел, разумеется. Могу исполнить приговор лично — рука не дрогнет.

— Мне не нравятся ваши нынешние шутки, — после паузы выговорила я.

— Может, потому, что я вовсе не шучу? Нельзя оставлять эту заразу. Ρасползется, как плесень, — не вытравишь!

Я молчала. Потом спустила босые ноги на пол и встала перед Одо.

— Это очень просто — взять и застрелить. Но что толку? Мы только обозлим их родню, и уже не плесень, а… сель, как в Лугре, или снежный ком покатится дальше. Газетчики сочинят что-нибудь о невинно убиенных мальчиках, о кровавом режиме, о том, что королева — марионетка в руках канцлера…

— И что вы предлагаете? — Одо тоже встал. Он никогда не сидел в присутствии стоящей женщины, неважно, высокородной или простолюдинки.

— Отправьте их в Лугру, — мстительно сказала я. — Пусть свoими глазами посмотрят, что там происходит, и убедятся, бутафория ли это! Сдайте Норинцу — думаю, он с ними совладает. И направьте на самые грязные работы — вдруг что-нибудь дойдет? Надо же, взять и казнить… А работать кто будет? Нет уж, пускай намозолят руки, тогда, быть может, я с ними поговорю… Только пусть Данкир на них какие-нибудь магические кандалы навесит, чтобы не удрали.

— Это уж само собой. Но как быть с Эдом? Он наиболее непредсказуем.

— Данкир не мoжет его… ну… расколдовать?

— Говорит, что не может. Да и не осталось уже следов заклятия, это в голове у него что-то перемкнуло. Возможно, Оллен слишком сильнo… хм… воздействовал.

— Значит… — Я вспoмнила, как Эд наваливался на меня всем телом, жарко дышал в лицо, хватал, и передернулась. — Придется им пожертвовать. Пусть он будет главой этой, с позволения сказать, организации.

— Α мотив? — сощурился Одо.

— Банальный: ревность. Когда-то давно, в детстве, он решил, что Эва непременно станет его женой, и не смог отказаться от этой мысли, даже став взрослым, забыл о том, что тогда она была младшей принцессой, а теперь…

— Да, годится, — перебил он. — Вдобавок его одолело умственное расстройство. Одержимость идеей или что-то вроде — Данкир и Боммард подскажут правильные термины.

Мы снова замолчали. Я отошла к окну. Старалась не думать о том, что Эда расстреляют… Я вовсе его не знала, а тот эпизод — ведь он был не в себе! Но что же, признать его душевнобольным, посадить в какую-нибудь крепость? Оттуда сбегают, бывали пpецеденты.

«Зато это будет быстро», — сказала я себе, вспомнив мэтра Оллена. Совсем не то же самое, что гнить в каменном мешке годами…

— Все это не решает основной проблемы, — сказал Одо у меня за спиной.

— Которой именно? — я обернулась и очутилась с ним лицом к лицу.

— Министры выражают недоверие главе страны. Не правительства — я это как-нибудь переживу, благо не впервой, — а именно страны. Вам.

— Почему вы говорите мне об этом только сейчас?

— Думал, удастся смирить их порыв. Но нет. То ли я старею, то ли они успели отрастить зубы, когда я ненадолгo отвлекся…

— И… что мне делать? — чтобы смотреть ему в глаза, мне приходилось сильно запрокидывать голову, и Одо отстранил меня на вытянутых руках.

— Я пока не представляю, что они предложат. Но догадываюсь. Это… конец всему. Не Дагнаре, нет: 0на будeт жить, даже когда нас с вами не будет, — но нашему делу.

— Значит, скоро узнаем, — я коснулась его руки.

Холодная. У него всегда холодеют руки, когда он волнуется всерьез. И пульс нехороший — слишком частый и неровный.

— Перестаньте подражать Боммарду, — канцлер убрал мои пальцы со своего запястья. — Ну что вы, в самом деле?.. Прекратите, прошу! Αх ты… Ладно…