Старопланинские легенды

— Ах, господин Боянов… Идемте к нам, прошу вас. Что-то забралось в нашу комнату. Летает…

Боянов смело шагнул вперед.

— Ох, боже мой, я так испугалась, — говорила, вся бледная, госпожа Лозева. — Посмотрите, господин Боянов. Вера, держи лампу поближе. Здесь посмотрите, господин Боянов… здесь, за занавеской. Вера, осторожней, не подходи слишком близко!

Боянов приподнял занавеску и посмотрел на верхний угол окна. Там ничего не было. Он сильно встряхнул занавеску. Вдруг что-то черное ударилось о стекло, отпрянуло в сторону и совершенно бесшумно исчезло.

— Вот она! — закричала Вера. — Летучая мышь! Летучая мышь, вот это что.

Действительно, это была летучая мышь. Она сделала несколько кругов под самым потолком и снова ударилась о стекло. Боянов залез на стол. Вера держала лампу. Послышался острый и пронзительный звук, словно мышиный писк.

— Поймал! — объявил Боянов и слез со стола.

— Ах, господин Боянов, и как вы не боитесь! — ахала госпожа Лозева, глядя на чешуйчатые крылья, которые выбивались из-под пальцев Боянова. — Господи, да это почти настоящая мышь. Вера, я же сказала тебе, не подходи так близко! Ах, господин Боянов, как вы не боитесь!

— Чего тут бояться! Сколько я их переловил.

Вдруг Боянов охнул. Летучая мышь укусила его, но он не выпустил ее из рук и даже не подал виду, что ему больно. Но Вера заметила, как изменилось его лицо.

— Она вас укусила?

— Нет, нет! Чуть-чуть.

Он попытался перехватить летучую мышь так, чтоб она своими острыми зубами не смогла достать его руку. На пальце показалась струйка крови.

— Кровь! — вскрикнула Вера. — Да она сильно вас укусила.

— Укусила! — забеспокоилась и госпожа Лозева. — Покажите, господин Боянов.

— Ничего страшного. Пустяки. Не беспокойтесь, пожалуйста.

Боянов деланно улыбался и прятал руку. Женщины настояли на том, чтобы посмотреть рану.

— Я вам сейчас перевяжу, — сказала Вера и поставила лампу.

— Да, Верочка, — поддержала ее госпожа Лозева. — Посмотри в чемодане, там что-нибудь найдется. Иначе нельзя, господин Боянов, это рана.

Летучую мышь посадили в пустую коробку, и Боянову пришлось протянуть руку, чтобы Вера ее перевязала. В сущности, ничего более приятного для него не могло и быть. Пока девушка с ловкостью, которую приобрела, по-видимому, в госпиталях, накладывала на рану вату, а потом обматывала палец неизвестно откуда взявшимся бинтом, Боянов весь дрожал от блаженства, внимательно следя за каждым движением ее тонких, розоватых на кончиках пальцев.

Вошел и господин Лозев. Он задержался с Ак-Яхя. Историю с летучей мышью, рассказанную почти одновременно всеми троими, он выслушал с благосклонной и кроткой улыбкой.

— Летучая мышь — неплохое животное, — сказал он. — Она приносит счастье.

И господин Лозев рассказал о довольно жестоком суеверии: если убить летучую мышь, но не ножом, а золотой монетой, и голову ее зашить в подушку, то эта голова наверняка принесет счастье.

— Слышите, господин Боянов? — воскликнула Вера. — Сделайте и вы так. Будете счастливы.

— Но в таком случае… возьмите ее вы, сударыня…

— Нет, нет, я не хочу. Вы, вы сделайте это…

И ее улыбка, ее голос словно подчеркивали, что именно Боянов больше всех нуждается в счастье. Опять они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Боянов взял коробку с летучей мышью и вернулся к себе в комнату, но уснуть смог только на рассвете.

Утром он провожал гостей. Когда все сели в бричку и белые кони, изогнув шеи дугой, взяли с места, Вера выглянула из окна и окликнула его. Сквозь стук колес и звон колокольчиков до него донеслись ее слова:

— Берегите летучую мышь! Она принесет вам счастье…

Боянов не смог ответить, потому что бричка была уже далеко да и в окне никого не было. Но он остался на месте, глядя вслед бричке, которая отъезжала все дальше и дальше и наконец скрылась за фруктовыми деревьями и домиками у самой границы. Все это время Боянов улыбался, и только когда экипажа не стало видно, он опустил глаза и задумался. Минуту тому назад он был счастлив и весел, а теперь почувствовал себя раздавленным, поверженным. Страшная тоска навалилась на него, она омрачала душу и расслабляла тело. Одно было ясно: он снова так же одинок и несчастлив, как и прежде.