Старопланинские легенды

Дни шли один за другим. Время от времени появлялась бричка, запряженная белыми конями, и Боянов все с большей и большей радостью встречал и провожал ее. Ему казалось, что она приезжает и уезжает не для того, чтобы доставлять куда-то пассажиров, а только для того, чтобы проехать мимо него и после этого отправиться туда, где была Она. Это словно было ее службой, обязательной, необходимой, подчиненной в конечном счете тому дню, когда бричка должна была вернуться сюда с пассажирами, которым она прежде всего и принадлежала. Он уже определил этот день, ждал его, трепетал в предчувствии близкого счастья, становился все более нетерпеливым. По вечерам, когда темнело и становилось прохладнее, он садился на скамейку на террасе. Сквозь ветви акаций светили звезды, в теплом воздухе носились жуки, натыкались на что-то и падали на землю, как капли дождя. Рядом с ним что-то пролетало, мелькали какие-то крылья, но тихо, осторожно, бесшумно. Летучие мыши! Они то появлялись на какое-то мгновение на свету, то, вдруг резко меняя направление, исчезали в темноте. Боянов улыбался. Он больше не наблюдал за ними, но радовался их присутствию, ощущал невидимую сеть, которую они сплетали вокруг него, сеть из грез и сладких сновидений. О чем только не думал он в такие минуты, о чем не вспоминал, какие только картины не рисовало его воспаленное воображение! Он видел Веру и разговаривал с ней, читал ее письма, таким же странным образом переносился к ней и смотрел через ее плечо, как она читает его письма. Наконец, он видел себя перед аппаратом. Ошеломленный, взволнованный, он разворачивает дрожащими руками ленту и читает: «Еду. Встречай на границе. Вера». На границе! Разумеется, он будет там, и намного раньше, чем надо. И вот показывается бричка с запряженными в нее белыми конями, поют колокольчики, в окне появляется улыбающееся лицо, маленькая белая рука машет платком. Потом первая встреча — взволнованный и бессвязный разговор о мучительной разлуке, о бесконечно долгом ожидании. Топузов, который тоже здесь, не может сдержать слез. Ак-Яхя сидит на козлах и улыбается, довольный и гордый тем, что доставил это счастье.

Все садятся в бричку и едут в село. Боянову хочется, чтобы все увидели его, хочется похвастаться, показать свое счастье. И все вокруг преображается: их въезд в село превращается в какую-то триумфальную встречу. По обеим сторонам дороги полно народу. Это густая пестрая толпа, которой нет ни конца ни края. И все смотрят на него и, конечно, на нее, а она сидит рядом с ним, сияющая от радости и счастья. И они совсем не в бричке, а в карете, открытой, большой, точно такой, какие бывают на картинках, и кони тоже белые, но более красивые, гордые и величавые. Боянов смотрит на всех людей как на братьев, кланяется им и улыбается. Он ясно слышит, как кто-то говорит: «Это Боян Боянов, начальник… нет! — директор почт… нет, нет! Это Боян Боянов, министр почт и телеграфа, он женится на дочери господина Лозева, Вере Лозевой». И все это повторяют. Но вдруг в толпе он видит насупленное, сердитое, злое лицо — это Ангел, почтальон. Он не радуется, его лицо чернеет от злобы и зависти. А вот и ветеринарный фельдшер и рябой офицер-пограничник. «Вон как весь высох, — говорит фельдшер и показывает на Боянова, — на летучую мышь стал похож!» — «Скорее на филина!» — добавляет офицер, и оба покатываются со смеху. «Давай! — кричит кучеру Боянов в приступе ярости. — Давай, гони! Прямо на них! Топчи их, дави, бей их!..»

И гнев его настолько силен, что Боянов вскакивает, но тут же успокаивается и приходит в себя. Теплая ночь и лунный свет, который белыми потоками струится сквозь листву акаций, зовут его из дома. Он хватает шляпу и спешит в степь. И, как он это делал уже не раз, идет по той же дороге, по которой они прошли когда-то с Верой, останавливается там, где останавливались с ней, припоминает каждую мелочь, каждое сказанное ею слово. И, увлекаясь все более и более, уже не видит перед собой ничего, кроме женщины в белом, освещенной лунным светом, улыбающейся, манящей. И, очарованный ею, Боянов словно не идет, а летит по степи, как безумный.

Поздно ночью он возвращается к себе в комнату и бросается на кровать. Но он слишком возбужден и утомлен, чтобы уснуть. В комнате темно, но в черной раме окна — голубое сияние лунной ночи, сноп света под углом пронизывает мрак, и вместе с ним словно врывается в комнату пьянящая нега летней ночи. Боянов закрывает глаза, пытается уснуть, но чувствует, как учащенно бьется сердце, как в кипящей крови пробуждаются желания, которые обжигают его, точно пламя. Улыбающийся образ Веры внезапно исчезает, и на его месте появляется Маруся, крупная, сильная, с затуманенными похотью глазами. Она обнимает его своими сильными руками, прижимается к нему, обжигает его своим горячим дыханием…