Но это продолжалось недолго. В памяти живо и четко воскресло все, что произошло минувшей ночью. И это был не сон, а сущая правда, и случилось это не с кем-то другим, а с ним, Бояном Бояновым, тем самым отверженным людьми человеком, которого считали неспособным привлечь внимание даже самой последней женщины. А вот она, Вера, самая прекрасная, самая прелестная из всех женщин, обратила на него внимание. Повеселевший, с гордо поднятой головой, Боянов направился к почте. На террасе он встретил Ангела и, к большому удивлению вечно недовольного почтальона, самым сердечным образом заговорил с ним. Боянову не сиделось на месте, и он вышел во двор. Увидев его, Мечо и Кина пустились наутек, так как он часто бросал в них камнями за их проказы на кухне. Но сейчас Боянов по-дружески поманил их и, чтобы окончательно завоевать их доверие, вернулся в дом и вынес им хлеба. Собаки виляли хвостами и после каждого брошенного куска смотрели ему прямо в глаза, словно хотели сказать: «Да, точно так же и она нам давала хлеб!» Эти слова как будто слышались отовсюду: их произносил сад, где она рвала цветы, акации, под которыми она сидела, лестница и терраса, по которым она проходила. «Она была здесь», — говорило все вокруг и улыбалось так же, как улыбался Боянов. Он стал прогуливаться, как обычно, взад и вперед в тени акаций, но через каждые два-три шага останавливался и подносил к губам перевязанный палец. Не потому, что было больно, нет! Он целовал лишь то место, к которому прикасались ее тонкие, розовые на концах пальчики. Ему хотелось остановиться и закричать что было мочи: «Я, Боян Боянов, самый счастливый человек на свете!»
С этой минуты он держал руку, выставив ее вперед, оттопырив перевязанный палец. Пусть все видят, пусть спросят, что с ним произошло, и он расскажет. Это далеко не такая обыкновенная и простая история, как могут подумать. И действительно, когда под вечер Топузов пришел в село и увидел перевязанный палец Боянова, первые его слова были:
— Боянчо, ты что, порезал палец?
— Нет, ничего подобного! — Он взял под руку своего приятеля, отвел его в тень акаций и долго, со всеми подробностями рассказывал ему историю с летучей мышью. А поскольку Топузов был терпеливым слушателем и его доброе сердце с сочувствием отзывалось на любую чужую боль, Боянов не только повторил свой рассказ, но передал его и в третий раз, находя при этом и добавляя все новые и новые подробности.
Все такой же возбужденный и веселый, вернулся он вечером к себе в комнату. Летучая мышь, пересаженная в пустую стеклянную банку от гальванического элемента Лекланше, измученная бесплодными попытками освободиться, опустила крылья и, примирившись со своей участью, затихла: обнаженные зубки, которые белели на острой мордочке, даже напоминали улыбку. Боянов тоже улыбнулся, как улыбался весь день, охваченный чувством бесконечной симпатии и благодарности к этой уродливой зверюшке. «Дружище! — шептал он ей. — Ты причина всему. Это ты принесла мне счастье. Но это не все: то ли еще будет! Ему пришла в голову мысль отблагодарить летучую мышь и отпустить ее на свободу, но он тут же вспомнил слова Веры: «Берегите летучую мышь! Она принесет вам счастье». Нет, он ее не отпустит. Попытается как-нибудь кормить ее, чтоб она жила у него — мало ли зверей приручают? Спать Боянов не мог. За окном была такая же ясная и лунная ночь, как и накануне. Он вышел и отправился обратно в степь.
Потянулись обычные дни, жаркие, однообразные и скучные. Со скамейки на террасе Боянов видел, как на жнивье остается все меньше и меньше снопов, как очищенная стерня сливается с пожелтевшими полянами и как вся равнина, высохшая, пыльная, все больше начинает походить на пустыню. Крестьяне работали на токах, на почту почти никто не приходил. Единственным развлечением в этом мертвом царстве были, как и раньше, проезжие. На Кара-Яхя и его торговцев Боянов не обращал никакого внимания. Его не интересовали даже красивые турчанки Ак-Яхя. Но сама бричка и белые кони стали ему как-то особенно дороги, и он не мог не волноваться, когда видел их. Ему казалось, что они созданы и существуют только для Веры — они так прекрасны — и что только для нее звенят их колокольчики. Ак-Яхя стал лучшим другом Боянова. С этим милым, добрым человеком Боянов любил разговаривать каждый раз, когда он приезжал. Говорили о разных разностях, но прежде всего вспоминали пассажиров, которые были так дороги Боянову. Ак-Яхя, любезный со всеми, делал вид, что все хорошо помнит, хотя многое он уже давно успел забыть.
Но Боянов ни о чем другом говорить не мог. Рана на пальце уже давно зажила, но он все не снимал повязки и продолжал рассказывать историю летучей мыши. Часто, когда его друзья были заняты совсем другими разговорами, он неожиданно показывал палец и говорил:
— Странное животное летучая мышь. Должно быть, у нее на зубах есть какой-то яд. Сколько времени прошло с тех пор, а вот, глядите, все не заживает!