Старовский раскоп

Однажды он вышел гулять раньше — сумерки витали в воздухе еще тонким намеком. Прошел от флигеля до моста, перешел его, обдуваемый ветром с моросью. Пальто быстро набрякло влагой. За мостом начинался новый район, застроенный недавно, полный неопрятных бараков и грязи. У "колонки" женщина в стареньком пальто набирала воду в ведро. Она была тоненькая, стройная, с замечательной копной темных волос. Худенькая шейка беззащитно выглядывала из ворота пальто и, казалось, могла надломиться от одного только случайного дуновения. Не надламывалась. Ингмар проходил мимо, когда женщина вздрогнула и обернулась, уставившись на него широко распахнутыми глазами.

Выронила ведро.

Ингмар бросился поднимать.

Она, конечно, благодарить. Вся мокрая, жалкая, замерзшая. А сама смотрит-смотрит. Во все глаза смотрит. Опять роняет ведро.

— Да что же это…! А у меня дома есть чай… — краснеет.

И вправду, чай дома у нее был. Был еще местами оббитый чайный сервиз, еще дореволюционный, дорогой.

И была фотокарточка мужчины за стеклом серванта. Мужчина был темноволос и светлоглаз и смотрел на Ингмара без улыбки. По правому нижнему углу фотокарточки пролегла черная полоска.

— Муж. Убит…

У женщины были чулки. Грубые коричневые на стройных ногах. И хлопчатобумажный уродливый лифчик. Он раздражал и был отброшен. Пуговицы разлетелись.

А потом Ингмар ушел без оглядки.

Да, её звали Валентиной.

* * *

— Ингмар… — голос богини был тих, как шелест травы под ветром.

Среди ночи она пришла — светлой тенью под лунным светом. Ингмар проснулся. Смотрел и ждал.

— Охотник Саат, — грустно прошептала богиня и исчезла.

А Ингмар остался лежать без сна. Ворочался на мягкой кровати, включал свет и пробовал читать. Не читалось. Свет выключал и опять ложился, досадуя на мокрую от пота простынь, неприятно облепляющую тело.

Сегодня Ингмар встречался со своими людьми. Они теперь учатся: будут какими-то делопроизводителями, счетоводами, Лару, конечно, доучат до фельдшера, диплом дадут, а кого поглупей — в цеха определят. Простецкие. И станут они одеваться, как простецы, жить, как среди простецов, и сами станут, как простецы. Днем. Когда Ингмар разговаривал со своими людьми, он думал, что всё это хорошо, просто отлично. Только грыз какой-то червячок.

Сейчас, среди ночи, Ингмар вдруг собрал всё воедино и от догадки сразу взмок. Как мышь. Они будут… как простецы. Жить, думать, создавать пары, воспитывать детей… Клан исчезнет. Никто не умрет от голода, от болезней, но Клан они убили. То, что сперва представлялось простой сменой места жительства — подумаешь, в городе жить! Зато тепло и сыто! — оказалось ловушкой. Клан умрет. Коты станут простецами, станут стыдиться своей инакости, скрываться и обращаться украдкой, потихоньку. Забудут, что они — охотники.

Ингмар подскочил. Заметался по комнате. Включил-выключил свет. Первым порывом было — бежать к Верхнему и бросить ему, выплюнуть в лицо свое ночное откровение, обвинить, потребовать объяснений и срочно что-то сделать… Потом опомнился, сообразил, что Верхний наверняка сейчас тоже спит. Да и вообще, станет Верхний отчитываться перед главой мелкого, дремучего Клана…

Замер. Застыл. Оцепенел.

Очень медленно опустился на колени.

Привычно прижал лоб к прохладному полу. Молитвенная поза принесла некоторое облегчение.

— Саат! Саат, услышь! К тебе взываю… Снизойди к своему глупому слуге.

* * *

— Ну, готов, Глава?

— Выучил, что полагалось.

— Я не о том. Готов вступать в совет?

Ингмар смотрел на Игоря Семеновича и некстати прикидывал, сколько тому может быть лет.

— Можно вас спросить? — …и всё равно видел перед собой теперь только убийцу Клана.

— Конечно.

— Скажите, а зачем вам всё это? Я имею ввиду: кормить нас, учить, устраивать? Какое вам вообще дело до нашего клана?

— А ты против? Не нужно было вас кормить, учить, устраивать? Или боишься, что я передумаю и заберу?

— Нет, не боюсь. Просто не люблю, когда мне делают добро, которого я не просил. Когда мне делают добро и не говорят, чем я его заслужил. Насильно. Например, когда… — прикусил язык. Хотел сказать: когда вымирает вся деревня, а я остаюсь жить. Одарили жизнью сопляка, а он и рад. Жаль, что потом эту жизнь и забирали — по капле, но каждую минуту. Не осталось ни близких, ни любимых, ни самой способности любить.

— Когда что?

— Неважно. В ваших же законах написано, что стороны договора имеют право знать его условия. Вот и я хочу знать, что нам за это будет.

— Ты умный человек, Ингмар. Это хорошо. Жаль только, что ты так мало мне доверяешь. Да, разумеется, ничего и никогда не достается бесплатно. Я буду иногда просить тебя о некоторых услугах. Но обещаю, что никогда ни одна из них не причинит тебе или клану вреда.

— Прямо как богиня… Услуги… Одна, другая… В чем тогда между вами разница?

— Я не бог.

Да, Вы не бог, подумал Ингмар. Я ошибался. Думал, в лесах свои, а в городах свои боги. А оказалось, в городах их просто нет. Поэтому здесь так стыло.

* * *

— Саат, прошу! Я знаю, я обидел тебя, я был плохим слугой…

— Я слышу тебя, маленький охотник.

С каждым днем, проведенным Ингмаром в городе, голос богини становился всё слабей.