Старые страницы

Къ среднему школьному образованію женщины русское общество уже привыкло, но на высшее все еще смотритъ съ недовріемъ, какъ на какую-то необычайную роскошь быта, – изрдка равнодушно, чаще даже враждебно. Вырваться на курсы высшаго учебнаго заведенія изъ семьи – для русской двушки, чающей свта, дло не легкое, особенно на курсы медицины, компрометтировать репутацію и обстановку которыхъ старались разные псевдоохранители цлыя сорокъ лтъ съ усердіемъ, достойнымъ лучшей участи. Конечно, въ Россіи уже не мало развитыхъ отцовъ и матерей, сознающихъ, что лучше дочери ихъ завоевать, вмст съ врачебнымъ дипломомъ, право и возможность самостоятельнаго существованія, чмъ повиснуть супружескою обузою, безъ любви, уваженія, счастья, на ше перваго встрчнаго. Но ихъ, сравнительно съ общею родительскою массою, все-таки, лишь капля въ мор. Я не ошибусь, если скажу, что изъ полутысячи двушекъ, такъ печально оставленныхъ нын за флагомъ, разв десятая доля разсталасъ съ роднымъ домомъ безъ драмы бурной или сентиментально-слезной. Въ жертву богу просвщенія, съ надломомъ сердечнымъ, приносились лучшія родственныя и дружескія отношенія, рвались иной разъ узы крови или свойства. Что охлажденій между «отцами» и «дтьми», что разстроившихся или надолго отсроченныхъ свадебъ! И вотъ, когда драмы завершены, a жертвы принесены, бднымъ двушкамъ съ насмшкою показываютъ изнанку просвщенія – «много-де званыхъ да мало избранныхъ», – точно говоря:

– A вдь просвщеніе-то, которое вы обожествляли, совсмъ не божество. Оно – злой духъ, грозный идолъ, Молохъ. Жертвы и слезы ваши оно приняло, a воздаянія себ за нихъ не ждите!

Можно съ увренностью предсказать, что, по крайней мр, треть изъ нын отвергнутыхъ высшимъ образованіемъ двушекъ погибла для него навсегда и уже никогда не придетъ вновь стучаться въ его ворота. Не по нежеланію, a по невозможности. Одн – потому, что падутъ духомъ отъ неудачи: стало быть, молъ, судьба моя такая! Другія – потому, что non bis in idem: однажды удалось побдить семью, a – въ другой разъ удастся ли, бабушка очень надвое говорила; да и нтъ силы для новой войны: и душа, и нервы поистратились, и смлость не та – особенно, посл пораженія-то y дверей института… Ибо – какъ вы думаете? – мало ли теперь на Руси семей, гд идетъ систематическое пиленіе неудачницъ:

– Что, молъ, ученая? Обожглась? То-то! Вишь чего захотла – умне родни быть! Какъ же! Не видали въ Питер такихъ! Вотъ и оборвалась, Полно дурить-то! Какая тамъ медицина? Выходи-ка лучше замужъ, благо Елпидифоръ Истукаріевичъ длаетъ теб честь – сватается. Прекраснйшій человкъ… и свжій какой: никто и не подумаетъ, что ему шестидесятый годъ, и онъ тридцать пять лтъ на служб! Выходи, Машенька, утшь насъ! По крайности, мать, отца успокоишь на старости лтъ и сама гнздо совьешь… Ахъ, хорошо свое гнздо!

Иной фанатикъ просвщенія, пожалуй, скажетъ:

– Что же длать? Отпадутъ, такъ и пусть отпадаютъ! Уходомъ своимъ он докажутъ только, что не серьезно и не глубоко рвались къ просвщенію и были бы въ области его лишь посредственными ремесленницами, малодушною чернью. Истинно вдохновенныя труженицы, женщины призванія, не полнятся приходить къ дверямъ института съ благородною настойчивостью изъ года въ годъ до тхъ поръ, пока не отверзется имъ. И, конечно, то будетъ цвтъ русскаго женскаго общества, избранницы, героини. А – что касается малодушной черни, такъ жалть ли, если она отхлынетъ отъ науки? Пусть ее себ сидитъ дома и прядетъ шерсть, къ удовольствію родителей, супруговъ, чадъ и домочадцевъ: коли это она предпочла тому, – тутъ, значить, и ея призваніе!

A по-моему, въ томъ-то и горе, что мы лишаемся этой «малодушной черни». Нужна она, чернь-то. Русская наука, русское образованіе ужасно аристократично по резулътатамъ: оно все создаетъ либо дирижеровъ, либо первыя скрипки, a оркестра-то y него и нту. Человкъ съ высшимъ образованіемъ въ Россіи – существо, возвышенное надъ общимъ уровнемъ, отмченное, во мнніи нашемъ, не только правомъ, но и обязанностью идти прямехонько ad astra, покуда силъ хватитъ. Такой взглядъ длаетъ честь нашему уважительному отношенію къ высшему образованію, но, въ практической сущности дла, онъ лишь подчеркиваетъ недостаточность его распространенія въ сред нашей. Не то истинное просвщеніе края, когда въ столицахъ его, какъ въ центральныхъ фокусахъ знанія, можно найти геніальныхъ врачей въ род Боткина, Захарьина, – но то, когда въ любомъ захолусть, въ случа недуга, вы найдете просто врача, чернорабочаго, но знающаго, опытнаго, дешеваго. Изъ героевъ, избранниковъ, вдохновляемыхъ призваніемъ, какъ выходили, такъ и будутъ выходить Захарьины и Боткины; a добросовстно практикующую, ремесленно медицинскую чернь – чернь и выдляетъ: чернь учащаяся, которая зубритъ лекціи да выдерживаетъ скучныя испытанія, утшая себя, что не боги же горшки обжигаютъ, авось выучуесь и себ на прокормъ и добрымъ людямъ на пользу.