Старые страницы

Итакъ, побдитъ проституцію лишь то чистое, духовное христіанство, – если возможно оно, – которое окончательно сброситъ съ себя путы животнаго начала и утонетъ въ созерцаніи неизреченной красоты Вчнаго Идеала. Такое ликующее, свтоносное, безгрховвое царство общано въ апокалипсическомъ Новомъ Іерусалим. О немъ, какъ новомъ золотомъ вк на земл, мечтали и молились тааъ называемые хиліасты. Но мечты и обтованія – загадки будущаго. Въ прошломъ же и въ настоящемъ чистыя евавгельскія формы христіанства оказались достояніемъ лишь весьма немногихъ избранныхъ, «могущихъ вмстить», – настолько немногихъ, что къ общей масс именующихъ себя христіанами они относятся, какъ единицы къ десяткамъ тысячъ. Масса – глядя по вр, по вку и по настроенію эпохи – признаетъ единицы эти или святыми, или безумцами, и либо покловяется имъ, либо учиняетъ на нихъ гоненія.

Христіавская теорія и въ наши дви царствуетъ вадъ міромъ. Но царство ея не автократическое, но конституціонное. Она царствуетъ, но не управляетъ. Ей присягаютъ, ею клянутся, къ ней, какъ высшей справедливости, летитъ послдняя апелляція человка, осужденнаго жизнью ва горе и гибель, – но живутъ, хотя ея именемъ, не по ея естественному закону, а по закону искусственному, выработанному компромиссами христіанскаго идеала съ грховными запросами жизни. Какъ практическая религія, христіанство – посл первыхъ апостольскихъ дней своихъ – являлось въ многочисленныхъ по наименованіямъ, по всегда крайне тсныхъ и немноголюдныхъ по количеству приверженцевъ, общинахъ, которыя, живя во завту Христову, свято и цломудренно, превращали весь бытъ свой какъ бы въ монастырь труда и нравственваго самоохраненія. Въ такихъ обществахъ, посвященныхъ всецло «блюденію себя», разумется, и проституція становилась невозможною. Но общины эти или были первобытными по самому происхожденію своему, какъ, напр., первоначальаая церковь рыбарей-апостоловъ, или же, возникая протестомъ противъ современной имъ культуры, отрывали отъ нея и возвращали прозелитовъ своихъ къ первобытности, какъ, напр., длаютъ это наши толстовцы. Съ численнымъ ростомъ общины, съ расширеніемъ ея границъ, растутъ и ея потребности житейскія, утягивая ее все дале и дале отъ того первобытнаго строя, которымъ обусловливалась въ ней чистота и практическая примнимость вры. Становятся неизбжными компромиссы и уклоненія отъ великой теоріи, – и мало-по-малу, въ молчаливомъ взаимосогласіи чуть не поголовнаго самообмана, практика жизни начинаетъ слагаться именно изъ уклоненій этихъ и умнья узаконить ихъ, чрезъ искусное толкованіе нарушенной морали, къ своимъ выгодамъ и удобствамъ. Прививка государственности превращаетъ общую «религію» въ мстныя «вроисповданія»; ростъ вншней культуры разлагаетъ вроисповдныя законодательства каждымъ шагомъ своимъ, настойчиво заставляя поступаться въ пользу свою суровотребовательный міръ духовный, заслоняя свточъ вчнаго идеала временнымъ, но яркимъ «сіяніемъ вещества». Культъ тла, номинально уступая почтительное первенство культу духа; оттсняетъ его фактически на задній планъ; въ маск показного христіанства, жизнь совершаетъ попятную эволюцію къ укладу языческому. A языческій укладъ былъ не врагомъ, но другомъ и сыномъ первороднаго грха; онъ не чуждался разврата, но строилъ ему храмы, воздвигалъ кумиры, апоеозируя въ нихъ тхъ именно проститутокъ, то именно женское продажное рабство, противъ коего выступилъ неудачный лондонскій конгрессъ. «Надлала синица славы, a моря не зажгла». Увы! Чистое дло требуетъ, чтобы за него брались чистыми руками. Не вку, который стрляетъ въ дикарей пулями «думъ-думъ», раскапываетъ могилы, чтобы осквернить прахъ мертваго врага, изобртаетъ подводныя лодки, наврняка пускающія ко дну любой броненосецъ съ тысячами людей на немъ, швыряетъ динамитныя бомбы и мечтаетъ объ изобртеніи бомбъ міазматическихъ, способныхъ отравлять всякими заразами атмосферу чуть не цлаго государства, – не этому вку, такъ усердно причиняющему смерть и такъ боящемуся смерти, сражаться съ развратомъ – ея дтищемъ, спутникомъ и сотрудникомъ.