Вы лишили своихъ женъ материнскаго ихъ предназначенія, a если жена – не мать, то она – по условіямъ мужевладычнаго строя – только либо предметъ вашего удовольствія, либо служанка, трудящаяся на васъ по домашней части. Вы не бьете ее, какъ били ваши предки, – да вдь и язычникъ-римлянинъ жены своей не билъ и обращался съ нею изысканно вжливо, въ то же время не считая, однако, ее за полнаго человка. Быть можетъ, она даже властвуетъ надъ вами, но властвуетъ не силою нравственнаго права «матери семейства», а по тому же закону, по которому васъ подчиняетъ себ излюбленная прихоть, пришедшаяся по вкусу игрушка. Въ обществахъ, гд семейныя права женщины стоятъ высоко, былъ бы немыслимъ тотъ настойчивый вопль о свобод развода, что гуломъ идегь по всмъ государствамъ Европы и громче всего едва-ли не y насъ въ Россіи, то тяготніе къ гражданскому браку, что замчается положительно во всхъ слояхъ, слагающихъ современную жизнь. Мужчины исписали сотни томовъ въ улику женъ, бросающихъ мужей своихъ, какъ перчатки, женъ – безсердечныхъ разорительницъ, кокотокъ семейнаго очага. Есть такія, множество ихъ, и правильно ихъ описываютъ. Но, правильно описывая, забываютъ ту истину, что не растетъ пшеница на незасянномъ пол… Мы вытснили изъ обихода нашего жену-мать, – такъ нечего и плакаться, что семейныя поля покрываются волчцами и терніями, пламя домашняго очага гаснетъ, и, во мрак и холод бездтныхъ и малодтныхъ супружествъ, бснуется отъ бездлья жена-кокотка, которая не заправская кокотка потому только, что – подходящаго случая покуда не выпало. A выпадетъ случай, – и станетъ, ничто же сумняшеся и никого не жаля.
Мы создали вопросъ о женскомъ труд и женской равноправности? Но опять – не условная ли это ложь? Не вопросъ ли это, поставленный въ пространств, даже безъ особыхъ стараній объ отвт? Увы! Если бы имлся хоть намекъ на послдній, исчезла бы сама собою и добрая половина вопроса о проституціи. Не думайте, что я стану говорить жалкія слова и рисовать избитыя сентиментальныя картины, какъ бдная, но честная двушка тщетно искала работы, чуть не умерла съ голоду, чуть не утопилась отъ безработицы и желанія остаться бдною, но честною, и какъ, все-таки, жажда жизни взяла свое и бросила ее въ гнусное лоно порока. Все это бываетъ, все это очень жалостно, но дло-то не въ томъ. Это – исключенія, это – аристократія падшихъ, это – орнаментъ порока, а суть-то – въ общей ихъ масс и заманчивомъ общемъ правил, ею властно руководящемъ. Властность же и заманчивость этого правила заключаются въ томъ, что въ нашемъ высококультурномъ обществ ни одинъ изъ видовъ честнаго труда, доступныхъ женщин, не даетъ такого щедраго, быстраго и легкаго заработка, какъ злйшій врагъ женскаго труда – развратъ. Награждая женщину самостоятельнымъ трудомъ, мы говоримъ ей чрезвычайно много красивыхъ словъ о сладости честно заработаннаго куска, затмъ любезно предлагаемъ:
– И вотъ вамъ, душенька, прелестная каторга: за 15 рублей въ мсяцъ вы будете работать ровно 15 часовъ въ сутки… Сколько счастья!
Всюду, пока, женскій трудъ – отбросъ мужского, черная, кропотливая и мучительно скучная работа, которой мы, мужчины, не беремъ по лни, высокомрію и потому, что есть возможность свалить ее на женскія плечи, за гроши, какіе мужчин получать «даже непристойно». Это – везд: въ банкахъ, въ папиросныхъ мастерскихъ, въ библіотекахъ, въ магазинахъ, на фабрикахъ, иа телеграф, на полевой уборк – всюду, отъ малаго до большого, гд трудъ мужской мшается съ трудомъ женскимъ.