Старый шут закон

Он размашисто подписал распоряжение.

— Что-нибудь еще? Ну как, может быть, выпьем чаю, не дожидаясь дам?

— Еще одно, — сказал Хогарт и, улыбнувшись, будто что-то вспомнил, добавил: — с разрешения суда. Я звонил сегодня начальнику тюрьмы Десмонду, сообщил, что во второй половине дня мы приедем поговорить с нашим клиентом, мистером Ковачем, но он отказал на том основании, что он несет особую ответственность за реатинских заключенных и не может позволить нам свидание с ними без письменного разрешения.

— Я подумал, что просто он не знает мистера Хогарта и потому так ответил, и сам взял трубку. Но он сказал мне, что получил от окружного прокурора предписание требовать письменного разрешения за подписью прокурора или судьи. Ради бога, простите, что мы беспокоим вас по этому поводу, но…

— Отчего же, пожалуйста, — холодно ответил Бек.

Но Хогарту и этого оказалось не довольно.

— С мистером Ковачем хотят повидаться его жена и сынишка. Они тоже поедут с нами… если, конечно, против этого нет возражений.

Судья Бек открыл свой блокнот и с мрачным видом начал писать на чистой странице. Ну и дельце ему досталось: с одной стороны этот одержимый тип, Хогарт, которому что ни сделай — все мало, с другой — дубины-бюрократы, которые на каждом шагу будут чинить препятствия. Да, испытание предстояло пострашнее опоясывающего лишая.

Глава 5 Пол Шермерхорн

Возвращаясь в машине Хогартов к себе в контору, Пол с тоской почувствовал, что у него начинается приступ депрессии. Хогарты обсуждали Берни Бека, ожидая, чтобы Пол дополнил его портрет деталями. Но Пол лишь повторял время от времени, что судья — человек порядочный и поэтому все будет хорошо, — большего он позволить себе не мог.

При других обстоятельствах Пол не стал бы скрывать, как относится к Берни Беку, и рассказал бы о его импульсивном характере и о его карьере, о том, что главная его страсть — политика и он предается ей с азартом игрока, что он без зазрения совести использует свои военные заслуги, пробиваясь к руководящим постам в местных отделениях Американского легиона и демократической партии, и участвует в сомнительных махинациях архиепископа и высших церковных чинов из епархии. Берни инстинктивно тяготеет к людям влиятельным, с положением, которые могут помочь ему выдвинуться на политической арене, а не к избранному меньшинству, чье мнение единственно важно и за чье доверие и поддержку только и стоит бороться.

Все знакомые Пола недооценивали роль Барбары, которая помогала Берни выпутываться из самых подозрительных его альянсов и защищала его политическую независимость — или видимость таковой. Если бы не она, Берни, вероятно, уже давно скатился бы до положения прислужника при горстке власть имущих, которые в благодарность за его услуги продвигали бы его все выше и выше по общественной лестнице, пока он не окажется на самом ее верху — или не поймет всю тщету своих усилий… или пока всесильные владыки не выставят его вон и не заменят другим слугой, более молодым и покладистым, как… как, например, Луис Кортес. Берни питал слабость к Луису, возможно, потому, что видел в Луисе себя — только без денег, без положения в обществе, без диплома Колумбийского университета… и без Барбары, определявшей его шкалу ценностей.

Лишь благодаря Барбаре он не опустился до уровня этого политического подонка Дьюи Соумса четыре года назад, во время омерзительной предвыборной кампании. Дьюи публично обвинил Берни в безнравственности, распространив слух, что он и Барбара провели в гостинице ночь, не будучи еще женаты, и в качестве «доказательства» пустил по рукам фотографию записи в гостиничной книге, на которой трудно было что-нибудь разобрать. Чтобы не остаться в долгу, Берни решил напечатать в газете данные под присягой показания некой слабоумной девицы из Компостеллы о том, что Соумс — отец ее незаконнорожденного ребенка. Барбара этому решительно воспротивилась, заявив, что, черня Соумса, Берни не защитит доброго имени жены, что же касается женщин, они ее не осудят, а многие даже позавидуют такой романтической прелюдии к законному браку.

Та же самая Барбара через год убедила Берни принять должность окружного судьи и отказаться от намерения купить газету, с помощью которой он хотел повести наступление на противника.

Она не раз и не два спасала его честь, которой он готов был пожертвовать ради мести.

Она не преграждала ему путь наверх — о нет! Но ради нее он соглашался не спешить с выполнением своего желания — пробиться туда любой ценой. И тем не менее он всегда старался выжать из своего положения как можно больше. Он столько лет был всего лишь подающим надежды молодым демократом из округа Вирри, что неожиданно свалившиеся почести произвели в нем странную перемену. Он жаждал бесконечных напоминаний, что он уже не просто Берни Бек — славный парень, как говорится, свой в доску, а «его честь», в чьем присутствии вольности допускаются только «с разрешения суда».