Это дело было в Капернауме. Напомню, Капернаум – это гнездилище учёных раввинов. Это – как Афины были у греков. Столица мудрости и философии. Капернаум был в дни Иисуса Христа, и несколько ранее, местом раввинистических школ. Там они были в большом количестве. Поэтому неудивительно, что среди слушавших Иисуса; набившихся в дом – так что и у дверей стоять было нельзя; были некоторые из учёных людей. Жадных до закона.
Тех самых фарисеев, о которых мы так часто говорим.
Христос сказал расслабленному: «Прощаются тебе твои грехи».
Это возбудило, вызвало в фарисеях роптание.
И они внутри себя, в сердцах своих начали смущаться. Имея в виду совершенно справедливую мысль.
«Кто может отпускать грехи, кроме одного Бога?»
Эта мысль и сегодня должна быть у нас.
«А кто может отпускать? – Только Господь».
Священник, отпуская грехи человеку на исповеди, делает это не своей силой, не своими дарованиями, талантами. Если вы помните молитву отпущения, то она звучит так: «Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами Своего Человеколюбия, да простит тебе, чадо, все согрешения твои. И я, недостойный иерей, властью Его, мне данной, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь». То есть я, но властью Его.
Откуда эта власть? По Воскресении Христос сказал, апостолам, что кому свяжете на земле, будет связано на небесах, кому развяжете на земле, будет развязано на небесах. Всё, что вы делаете на земле, имеет прямое отношение к небесной жизни.
Связанное здесь – связывается там.
И наоборот, развязанное здесь – развязывается там.
Это всё Его власть…
Его власть, данная Церкви…
И без разницы – святой иерей или грешный иерей.
Старый человек, прослуживший и состарившийся у Престола Божия, достигший седой головы и долгих лет жизни; или только новорукоположенный, как говорят «батюшка-деточка». Ещё у него усики растут плохо. Лет ему двадцать три – двадцать четыре. Ребёнок еще… А у него кается какой-нибудь старик седой. И он ему отпускает грехи. Хотя он ему во внуки годится.
Но это так и есть, потому что это не от нас. Это не моё, это – Божие.
Но раввины имели законное сомнение.
Надо верить в Христа, что Он – Господь, и тогда – нет сомнений. В том, что мёртвые поднимаются… Прокажённые очищаются… Христу не страшно к прокажённому прикоснутся, нарушая закон.
«Нельзя к прокажённым прикасаться!»
Христу не страшно разговаривать с язычниками. Есть, пить с блудниками и мытарями. Нарушая закон.
Христу не страшно, потому что Он делает всё как свободный. И никакая скверна к нему не прикасается.
Солнце, светя на нужник, на отхожее место, лучей своих не оскверняет. Святое может войти всюду, не осквернится от этого.
А человек боится оскверниться. И этот страх осквернения тяготел над евреями и до сегодняшнего дня тяготится над ними.
Чтобы не съесть запрещённое…
Чтобы не прикоснуться к грешнику…
Чтобы не попасть в какую-нибудь ситуацию, где ты будешь с язычниками…
Это всё их очень тревожило. Они ещё в Христа не верили. Они присматривались. У них возникло сомнение.
«Хула такая, кто может грехи отпускать?»
Он, видя их помышления, показывает Себя знатоком человеческих сердец. И говорит: «Что вы мыслите худое в сердцах ваших?»
Ему открыты наши «книги сердечные».
Это очень интересное чтение. Если б мы имели власть и силу читать в сердцах, мы бы больше никаких книг не читали бы. Потому что это самая интересная книга. Это самые интересные, самые жуткие книги… Это фильм ужасов. Почитать в сердце человека, что там написано – это страшная вещь. Поэтому, слава Богу, мы не знаем, что в ком живёт, какие помыслы роятся в человеке. Какие замыслы вынашиваются в сердце, что там в нем творится.
Если бы мы это знали, мы бы были человеконенавистниками.
Мы бы возненавидели всю вселенную… Если бы нам Бог на один только день дал возможность почитать написанное в сердцах…
Это великая милость, что Христос знает, что в наших сердцах; и при этом у него нет ненависти к нам.
Жалость есть. Сострадание есть. Ненависти – нет.
Он пришёл как раз очищать эти гадости, которые там у нас есть. Это, кстати, одно из величайших доказательств Его милости.
Не только то, что Он распятие потерпел. Дал бить себя по щекам. Дал себя увенчать этим позорным венцом терновым. Оделся в одежду поругания. Плевки принял на лицо своё от солдат в претории. Висел на кресте между злодеями. Это всё знак его беспримерного смирения.
Но не только это. Он, зная наши сердца, продолжает нас любить.
А сердце человеческое – это такая помойка… Такая гнусная помойка… Это такой бедлам. Ночлежка такая для всякого преступника… Там живут жуткие помыслы…
Мы потом, когда согрешаем, удивляемся: «Ну, как это я мог такое сказать? Как это я могла такое сделать? Да я в жизни не думал, что я на такое способен». Это просто – мы себя не знаем.
Это как вот в воду ныряешь морскую. На пяти метрах глубины светло… На десяти – ещё светло… На пятнадцати – уже темнее… На двадцати – совсем темнее… А на ста метрах уже нет солнца… А на километре – полная тьма. Туда уже никогда солнечный луч не достигает.
Сердце человека – это море глубокое.