Смотрите, чтобы у вас такой души тоже не было. Многие люди как бесы. Не любят никого, ненавистью дышат и все им плохо. (…) У беса только одна задача, сделать человека, похожим на себя, сделать так, чтобы там, где они будут, и мы были. Огонь вечный приготовлен не для человека. Господь сказал грешникам в слове Божием: «Отойдите от меня… и пойдите в огонь …приготовленный дьяволу и ангелам его». (…) А бесу по своей подлой душе хочется, чтобы я был там, где он (…) Как Гитлер, когда он в своем бункере сидел в последние часы войны, он приказал открыть шлюзы на Шпрее для того, чтобы затопить все помещения бомбоубежищ в метро Берлинском. Чтобы вместе с ним одновременно (…) умерло как можно больше людей. Такое желание: «Раз уж я умираю, так умрите со мной еще …тысяч двадцать. Чтобы мне скучно не было». Понимаете? Это бесовское. Праведник умирает сам, чтобы все остальные жили. Грешник умирать не хочет. «Пусть все поумирают, лишь бы только я жил. Но раз уж я умираю, так умрите и вы со мной!» Это бесовская душа. У нас очень много бесовского. В характере, в настроениях, в уме, в культуре, в телевидении. В песнях. В фольклоре. Везде этого всего рассыпано очень много. Бес свои бациллы-то пораскидал! И человеку нужно, как говорит Писание, различать духов. Где Божие, где – не Божие. Иногда это очень трудно сделать. Иногда – очень легко. Иногда – очень нелегко.
Вот показал нам Господь, как бесы никого не любят и губят всех тех, в кого зашли.
Последнее скажу. Человек, который был бесноватым – его все знали. Его все боялись и все знали; и, когда увидели его (…) совершенно здоровым, то люди и испугались, и удивились, и порадовались. Он просился за Христом пойти: «Можно я пойду за Тобой?» Но Господь его не взял с собой. А повелел ему оставаться там, где его все знали. Для того, чтобы этот человек был живой проповедью. Его все знали. Все знали его «до». И теперь все должны были увидеть его «после». Эта разница должна была быть во славу Божию. Если вы знаете, человека (…) с тремя ходками в тюрьму и обратно и вдруг вы видите его благочестивым (…), вы думаете: Что с ним случилось? Что такое? Как это? Это ты что ли? – Да, я. – Что случилось? – Я покаялся. Я в последнюю ходку в тюрьме прочитал Евангелие и плакал две ночи подряд. Потом батюшка к нам приходил, я поисповедовался за всю жизнь, причастился и вышел другим человеком.
Мне один священник рассказывал. Он тюремное служение несет в зонах, в которых полосатики такие, рецидивисты сидят. Длинные такие срока у них и по третьему-четвертому разу. Он говорит, что он там однажды исповедовал одного человека. Говорит: «Знаешь, батюшка, что такое ожог благодатью?» Я: «Нет». «Это – человек настолько грешен, что, когда ты над ним читаешь молитву или осеняешь крестным знамением, он корчится, как будто на него кипятка налили». Говорит: «Мне исповедовался такой матерый зэк. Я положил ему руку на голову и говорю молитву: Я, недостойный иерей, властью мне данною от Христа, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына и Святого Духа. И вдруг он начинает корчиться, будто его облил кипятком. И кричать. Ожог благодатью. Душа настолько черная, что имя Христово, имя Отца, и Сына, и Святого Духа, оно просто жжет эту душу. Но он покаялся. И Я таких покаяний никогда в миру не слышал и таких праведников, покаявшихся, никогда в миру не видал».
Потом архиерей послал его работать со студентами в университет. Он сказал: «Не хочу со студентами. С этими болванами малолетними – не хочу. В тюрьму хочу. К матерым зэкам, затвердевшим в грехах, которые, если уже покаются, то это такая радость на небесах об одном грешнике покаявшемся. Ликует небо. Я это чувствую». (…)
Понимаете, вот если ты такого человека видишь вдруг, который был чернее ночи, а потом вдруг стал яснее дня. Что такое? – Я покаялся. Слава Христу Спасителю. И ему, этому человеку нужно оставаться там, где все его знали грешником. Скажут: «Это ты, что ли? – Да, я». У него будет теперь тяжелый труд, всем говорить: Да – это я. И тот был – это я. И теперь уже, слава Богу, это – тоже я.
Вот этого человека, бесноватого, Господь оставил там, где все его знали, чтобы каждый посмотрел. «Это ты что ли в стенку бился, бесами был напичкан, тебя цепями связывали? – Я. – А чего ж ты теперь здоровый? – Христос меня исцелил». И каждый раз эта история будет проповедью про Иисуса Христа. И для этого Господь его оставил. Для этого нужно иметь большое мужество. Чтобы человек был блудником, вором, не знаю кем еще? Картежником, развратником. Потом покаялся. Ему, конечно, стыдно вспоминать, каким он был. Но, когда его спрашивают: «Это ты?» Он: «Да. И тогда это не был мой брат близнец. Это был я». (…)