Мы с Женей шли за ними следом притихшие и уставшие. Я до сих пор осмысливала свой не самый простой разговор с родителями. Самым страшным было признаться им в том, что все эти годы я осознанно водила всех за нос. Забавно, но факт беременной в третий раз дочери шокировал их меньше, чем новость о том, что все три раза случились от друга детства.
Невольно задумалась о том, что умею неплохо врать, поскольку за пятнадцать лет никто из них не заподозрил, что Женька и Тася явились плодами отнюдь не случайных моих романов.
— Мы же к нему как к сыну относились, — беспомощно разводила руками мама.
— Это мы, а то она… видать, совсем не как “к сыну”, — качал головой отец.
— К счастью, знаете ли, — пыталась отшутиться я. — Это было бы уже совсем извращение, чтобы я к нему ещё и как “к сыну”…
Мое чувство юмора не оценили, одарив тяжёлым взглядом. Ну да, шутки про инцест в нашей семье вряд ли могли котироваться в качестве достойных изречений из уст кандидата наук. Мама уже натурально хваталась за голову, не понимая, что от современных студентов можно нахвататься ещё и не такого.
Пока я выясняла отношения с родителями, Орлов и компания (обе дочери плюс Ибрагим) сидели в комнате и увлечённо играли в “Гестапо”, где пыткам, конечно же, подвергался новоявленный папаша — у девочек накопилось слишком много вопросов к нему. Уверена, что по окончании всех пыток они знали о нём в разы больше, чем я: вплоть до того, на каком боку он спит и каков размер его банковского счёта. В тот вечер даже пекинес выходил из комнаты задумчивым и прифигевшим от количества полученной информации.
А потом было самое изощрённое наказание под названием “Семейный ужин”. Папа с мамой держались молодцом, всеми силами стараясь не выдавать степень своего возмущения, но тут я не тешила себя пустыми надеждами, понимая, что все это было только ради внучек, а не меня или Орлова. Борис Игнатьевич вообще старался лишний раз на Лёшку не смотреть, иначе его челюсть начинала скрежетать сама собой. Инесса Робертовна демонстрировала своё негодование более утончённым способом: подав на ужин рыбу (которую с детства ненавидел Лёшка), запечённую с апельсинами (на которые была стойкая аллергия уже у меня). Ну и позже, когда пили чай, десертные булочки достались только господину профессору и девчонкам, мы же с Орловым оказались в стане неугодных.
На прощание меня всё же поцеловали в лоб, не забыв перед этим тяжко вздохнуть. А вот Лёшке никто руку пожимать не стал, и, судя по его смущённому виду, он действительно проникся чувством вины.
Из гостей ехали в молчании.
Уже дома, когда все разбрелись по комнатам, я поняла, что не имею никакого представления о том, что делать дальше. Таисия продолжала изображать из себя спящий полутруп, явно довольная тем, сколько внимания было уделено её царской персоне. Я помогла ей переодеться в пижаму, а Лёшка уже сам вызвался уложить её спать. Сначала я хотела возразить, что в восемь лет дети сами умеют замечательно засыпать, но потом отбросила эту мысль. Пусть, что ли, наиграются уже в свои дочки-папочки. Женя лишь закатила на это глаза и чуть ли не с порога уткнулась в свой телефон. Не удивлюсь, если завтра половина района будет в курсе нашей семейной Санта-Барбары. А может быть, я зря ропщу на ребёнка, и ей просто нужно отвлечься после всех событий минувшего дня.
Для себя я нашла не менее увлекательную миссию. Когда Орлов таки усыпил малолетнего дракона и заглянул ко мне в спальню, то обнаружил, как я остервенело стягиваю с кровати простыни, ликвидируя все следы минувшей ночи.
— Сжечь не забудь, — посоветовал он, опираясь спиной о стену.
— Только если вместе с тобой, — без особой злобы отозвалась я.
Не обиделся. Даже хохотнул, негромко, но как-то так… по-родному, что ли, отчего у меня по позвоночнику пошли мурашки.
— Я забираю свои слова обратно — у тебя с годами всё-таки прорезалось чувство юмора.
— А кто сказал, что я шучу? — одарив его выразительным взглядом, я подняла с пола постельное бельё и с гордым видом отправилась в ванную, мысленно поражаясь тому, каким разнообразным становится содержимое моей стиральной машинки.
По возвращении обратно в спальню обнаружила занимательную картину: Лёшка, высунув кончик языка и закатав рукава рубашки, старательно застилал постель. Откуда он узнал, где лежит свежий комплект, уточнять не стала, уверенная в том, что ответ мне не понравится.