Статский советник Евграф Тулин [сборник]

Хлопуша последовал за ним. Они подошли к кибитке «Императора». Казак, что сопровождал Хлопушу, подтолкнул его ко входу. Он вошёл. Пугачёв сидел на ковре, среди своих атаманов. Трапезничал.

– Садись, друг Хлопуша, – сказал «Император», указав место невдалеке от себя.

Хлопуша сел, приготовясь слушать и отвечать.

– А что, братец, у губернатора лучше тебя никого не нашлось? Посерьёзнее и помоложе гонцов не выявилось? Ты самый смелый и лучший оказался? – уточнил Пугачёв, внимательно наблюдая за бродягой.

– Я не знаю, видимо, нет, – ответил Хлопуша.

– Ох уж эти губернаторы, больше нет у них заботы, кроме той, что ноздри рвать. Любят они людей кнутьём бить, – спокойно заявил «Император» и распечатал переданные указы.

Посмотрел то один, то второй. Затем взял третий и четвёртый. Некоторое время подержал их в руках и вызвав ближнего человека, приказал их сжечь без остатка.

– Ну и что, Хлопуша, как поступим? В Оренбург вернёшься, к губернатору, с докладом о нашем войске или мне служить будешь? – уточнил Пугачёв, переглянувшись с одним из атаманов.

– Нет, ваше Величество, в Оренбург не вернусь. Зачем мне, батюшка, обратно? Повесят! Желаю вашему Величеству служить!

– Ну, что? Дельно. Оставайся, пригодишься. Послужишь свободному народу. Деньги-то у тебя есть на жизнь? – уточнил «Император», довольно улыбнувшись.

– Четыре алтына имею. Губернатор жаловал перед отправкой на войну с вами. Сказывал, ни в чём себе не отказывать! Тратить не жалея и с размахом. Сказал так: «На один алтын найми войско против бунтовщиков, на пол алтына – одень, обуй войско. На пол алтына вооружи и пушек прикупи, на третий алтын напои и накорми. Четвёртый алтын на всякий случай, особо не трать. После победы, остатки от него, в казну вернёшь», – очень серьёзно ответил каторжный.

– Вот балабол! – заявил Пугачёв, под смех сидящих, рядом с ним, атаманов.

– Есть такой грешок, не скрою, – с улыбкой заявил Хлопуша.

– На вот семь рублей. Купи одежонку. Если деньга кончится и хлеба не будет у тебя, приходи. Всё пока. Ступай с Богом. Найди себе место в войске, – сказал «Император» и приказал одному из атаманов взять Хлопушу к себе в порядки.

Прошло несколько дней. За это время войско переместилось ближе к Оренбургу. Да так, что город был как на ладони. Хлопуша от нечего делать слонялся по лагерю, ища себе достойное применение. Вдруг к нему подбежал один из атаманов «Императора». Приказал схватить его и привязать к пороховым ящикам, обвинив его в том, что тот ходит и вынюхивает сколько в войске пороху и пушек. Приказал соорудить виселицу, с тем, чтобы немедля повесить предателя и лазутчика. При этом его неоднократно ближние казаки атамана просили сознаться в своих злых и предательских намерениях. Однако Хлопуша не стал даже разговаривать с палачами. Дерзко плюнул себе под ноги, не соглашаясь с обвинением. Но оправдываться не стал, посчитав оправдания ниже своего достоинства. Несколько часов его держали на привязи, пугая страшными карами и угрозами. Вначале, каторжник, материл своих охранников, пускаясь во все тяжкие. Затем замолчал, устав от злобства. Но перед тем, как прекратить свой матерный разговор, гордо и независимо сказал: «Вот что, братушки, делайте, как душа ваша желает. Уже и не знаю, где на этом свете правда есть. Губернаторские слуги ноздри выдрали и клейма на мне поставили, как на собаке. Вы вешаете, почём зря. Поступайте, как вам совесть позволяет. Больше мне нечего сказать вам. Бог вас рассудит, зверей».

Или его слова сыграли роль, или это была проверка, но вскоре его развязали. Вместо виселицы привели к «Императору». Тот приказал обыскать его. Ближние казаки всё исполнили как требовалось. Только нашли при нём пять рублей, из тех денег, которые ему дал сам Пугачёв. Два рубля Хлопуша уже потратил на одежду и еду. Вновь его отпустили в лагерь. Такое недоверие присутствовало ещё несколько дней. Хлопуша спиной и звериным чутьём чувствовал постоянное наблюдение за ним. Но вот, однажды, был он вызван опять к «Императору», в кибитку. Возле Пугачева сидели всё те же атаманы-полковники. Из всех атаманов каторжник знал только одного, старого приятеля по тюрьме, Максима Шигаева. Теперь прилюдно к нему было положено обращаться как к графу Воронцову.

– Знаешь, кто такие возле меня сиживают? – спросил Пугачёв, приказав ему присесть рядом с собой.

– Имён и фамилий не знаю. Откуда мне знать. Да и зачем? А так, это полковники, ваше Величество. Первые вельможи государства и войска. Опора власти и трона, – ответил, удивлённый приглашением, Хлопуша.

– Думаешь правильно! Сейчас представлю тебе, Афанасий Тимофеевич, первых вельмож моего войска. Знать их надобно в лицо, – заявил Пугачёв, улыбнувшись.

Хлопуша не ожидая обращения к нему по имени и отчеству, вначале закрутил головой в поиске Афанасия Тимофеевича. Затем поняв, что это к нему обращаются, заёрзал на своём месте, от неожиданного уважения и почёта. Он понял, что обвинения в предательстве с него сняты. А впереди появляется какой-то новый этап его замысловатой жизни.